Читаем Амазонка пустыни полностью

После пятичасового чая Фанни и Иван Павлович ос-тались на веранде. Так красивы были золотистые обрыв-ки туч, таявшие на горизонте над знойной пустыней. Див-ным алмазом горела вершина Хан-Тенгри.

— А ведь к нам кто-то едет, — сказал Иван Павло-вич, вглядываясь вдаль.

— Не доктор ли? Вы его ждали, дядя Ваня.

— Нет, не доктор. Куда! Наш доктор верхом сюда не поедет, ему подавай тарантас. Нет, я думаю, не из иност-ранцев ли кто.

— Какие иностранцы?

— Да разные сюда ездят. Вот немец, профессор Менз-бир, года три подряд сюда ездил. Все на вершину Хан-Тенгри собирался подняться. Ему хотелось сделать ее са-мые точные измерения и побывать на высочайшей горе в мире.

— Ну и что же, поднялся?

— Куда! Разве возможно! Там не то, что европеец, там и киргиз-то ни один никогда не был. Сказано: подножие Божьего Трона. Разве можно туда подняться?! Там такие метели, такой ветер всегда, что человека, как песчинку, сдует. Ведь не было ни разу, чтобы вершина была целый день видна, а вы испытали на этой неделе, что это такое, когда вершина в тучах, а мы в три раза ниже, нежели Хан-Тенгри. Еще англичане на моей памяти два раза приезжа-ли — один раз на охоту в долину реки Текеса, другой раз здесь за кабанами охотились… Вот и кресло это от них осталось… С собой привозили… Инженеры какие-то ез-дили, исследовали истоки рек Кунгеса и Текеса. Редкое лето проходит без того, чтобы один или два путешествен-ника здесь не были. Вот и развлекут вас, Фанни.

— Я в этом не нуждаюсь. Мне совсем не скучно, — сказала Фанни.

Но побежала за биноклем и с любопытством вгляды-валась в приближавшихся всадников.

— Дядя Ваня, двое впереди, и, правда, один, как ан-гличане на картинках, в шляпе с зеленой вуалью, в гетрах, а рядом старик в пиджаке и в военной фуражке.

— Ну, это Гараська. Так и есть, значит, англичанин сюда едет. Охотник

— А сзади, — продолжала докладывать результат своих наблюдений Фанни, — шесть киргизов с заводны-ми лошадьми с вьюками. Дядя Ваня, а кто это, Гараська?

— Гараська, иначе Герасим Карпович Коровин, — личность интересная. Это семиреченский казак, пьяница, бродяга, охотник, искатель приключений, препаратор чучел, все что угодно. Знает горы и пустыню как свои пять пальцев. Рассказывает, что ходил с Пржевальским, с Козловым и с Роборовским, но, кажется, врет. Он больше примазывается к богатым иностранцам. Гово-рит на всех туземных и европейских языках вообще и ни на одном в частности, имеет нюх на зверя, но еще луч-ший нюх на богатого путешественника. Достанет все что угодно: и маленьких живых тигрят, и живого марала или дикую лошадь, и ручного беркута. Имеет знакомство со всеми киргизами, китайцами, дунганами, таранчами, сартами, ходил до самых Гималаев, зарабатывал тысячи и все пропивал. Широкая русская натура. Смесь интел-лигента и бродяги, крепкий, жилистый, не знающий воз-раста. Десять лет тому назад он был стариком, и такой же старик и теперь. Ни убавилось у него волос, ни при-бавилось седины. Ловок, как кошка, и вынослив, как верблюд.

— А с ним кто? — передавая бинокль Ивану Павло-вичу, сказала Фанни.

— По-моему, англичанин. И большой барин. Смот-рите, на нем, кроме футляра с папиросами и ножа, ниче-го. Зато киргизы обвешаны целым арсеналом ружей, тре-ног для фотографии, фотографиями и еще какими-то мешками. Но, надо думать, знатный, потому что с ним два киргиза, губернаторские джигиты и один кавказец, а это значит — человек с протекцией. Надо готовить хо-роший ужин, Фанни.

— Сойдет и с нашим.

— Не обойдется и без водки. Ну, ее-то мы у казаков достанем. Она у них не переводится.

Караван поднялся к посту и въехал в ворота.

Первый въехавший походил на англичанина. На нем был серый тропический фетровый шлем, обтянутый зеле-ной кисеей, просторная куртка с карманами, со сборками и кожаными пуговицами, подтянутая ремнем, на котором болтался изящный охотничий нож, серые галифе, рыжие башмаки и такие же гетры, обернутые по спирали ремнем. Это был молодой человек с чисто выбритым, нежным, розовым лицом, с красивыми холеными русыми усами, подвитыми кверху, а когда он снял для привета свой шлем, то под ним оказались русые волосы, подвитые и разделен-ные на аккуратный пробор.

Гараська был в старой зеленой фуражке с малино-вым околышем, пиджаке, накинутом поверх серой флане-левой рубахи, в шароварах коричневатого цвета, заправленных в хорошие высокие сапоги с ремешком под коле-ном. На нем не было никакого оружия.

Они слезли с лошадей. «Англичанин» долго рас-правлял ноги и, видимо, усталый и непривычный к езде, пошел неловкой походкой к веранде. Увидавши Фанни, бывшую в женском костюме, он приосанился и закру-тил усы большой рукой, одетой в рыжую лайковую перчатку.

— Позвольте познакомиться, — сказал он на чистом русском языке, — Василий Иванович Василевский, кото-рого прошу называть, как все меня называют, просто Васенька или Василек. Московский купец и, между про-чим, путешественник, охотник, искатель приключений. Не все же, знаете, англичанам! И российской складки че-ловек всегда показать себя сумеет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное