Амара несла ребенка, держа его за одну руку, тот раскачивался при каждом ее шаге, его ножки свисали так близко к земле, что то и дело задевали землю, поднимая клубы пыли. Лунный свет освещал ей дорогу, хотя она и без него прекрасно ориентировалась в темноте.
Один раз Амара остановилась, подняв голову вверх, словно разглядывая луну и звезды. Ее сияющие волосы каскадом струились по спине. Разинув рот, мумия зарычала.
Где-то вдалеке завыла дикая собака.
Амара двинулась дальше.
Через некоторое время она вышла из каньона. За ним открылись поля. За полями горели огни улиц. Она пошла быстрее; иногда, когда она продиралась сквозь заросли, ребенок застревал в кустах, и она тянула ее за собой, раздирая нежную кожу на его теле.
Мумия вышла на тропинку, которая вела через поля.
Теперь она уже была недалеко. Она чувствовала его.
Чувствовала его притяжение.
Амара пошла быстрее.
Глава 59
- Мама меня убьет, - сказала Мэйбл с заднего сиденья. Это были ее первые слова за почти пятнадцать минут.
- Ей не обязательно знать, - сказал ей Имад.
- Она узнает. Я взяла ее лучший нож. И тогда убьет меня.
- Я куплю ей новый.
- Это не то же самое.
- Нож - это нож.
- Этот нож не такой.
- И почему же?
- Джон Уэйн[11] подарил его ей.
Имад посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
- Джон Уэйн? Правда?
- Еще в 1958 году. Она выиграла его в качестве приза, и Джон Уэйн подарил его.
- Это она тебе так сказала?
- Конечно, разве ты не веришь?
- Какая разница, верю я или не верю.
- Вот за него она точно меня убьет. Это был настоящий нож боуи, как у ковбоев.
- Мэйбл, кем бы ни был подарен этот нож, я не позволил бы тебе взять его с собой.
- Думаешь, я тебя зарежу?
- Это действительно приходило мне в голову.
- Ты мой друг, Имад.
- Ну, спасибо.
- Даже если ты обзываешь меня, говоришь, что я воняю, не позволяешь мне сидеть с тобой рядом и бьешь меня.
- Прости меня за это.
- Я не обзываюсь.
- Я знаю об этом.
- Или не говорю, что от тебя воняет.
- Я не воняю. Я всегда был особенно щепетилен в вопросах личной гигиены. И ожидаю от других такой же щепетильности.
- А?
- Я научу тебя, Мэйбл, следить за собой.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Имад притормозил, когда они подъехали к воротам. Свет фар высветил высокую железную конструкцию.
- Имад?
- Что?
- Почему ты так добр ко мне?
- Ну... как бы это сказать? Мне хочется заняться с тобою сексом.
Она фыркнула.
- Это не причина. Почему? Никто никогда не был добр ко мне. А ты почему?
Он пожал плечами.
- Наверное, чтобы искупить свои грехи.
- Ты грешник?
- Да, большой грешник.
- Ты католик?
- Нет.
- Хорошо. Моя мама... она против них. - Женщина наклонилась вперед, протиснув голову между передними сиденьями. – И ты не еврей?
- Нет, не еврей.
- Мусульманин?
- Нет.
- Ну и кто же ты, Имад.
- Семья моей матери была частью коптской христианской общины Египта.
- Христиане-копты?
- Верно.
- Хорошо, - сказала она, довольная. - Мама никогда не говорила ничего против коптских христиан.
- Мне приятно это слышать.
Он нажал на кнопку пульта. Ворота распахнулись. Он проехал, и ворота бесшумно закрылись за ними. Впереди показался ярко освещенный дом.
- Куда мы приехали? - спросила Мэйбл, глядя на строение.
- Домой, Мэйбл.
- К кому домой?
- Ко мне домой.
- Я охреневаю, - она во все глаза пялилась на величественный особняк.
- Это уж точно, - хмыкнул он, видя, как загорелись ее глаза.
- Нет... не так, - неожиданно сказала она, подбирая слова.
- А как?
- Я просто в ахуе!
Глава 60
Больше часа Грейс Баклан вела пикап сквозь темноту, направляясь на восток.
Все произошедшее за последние нескольких часов пронеслось у нее в голове ураганом.
Пикс сидела рядом с ней в оцепенении, уставившись в пространство. У нее была шишка на лбу, но она не жаловалась и не ныла, как делала это последние два дня.
Грейс плохо соображала, не зная, что ей делать.
Возможно, однажды она расскажет. Возможно, даже напишет об этом книгу.
Но не сейчас.
Сейчас все, что девушка хотела сделать... жаждала сделать... это вернуться домой.
Они ехали домой. Оставляя безумие позади.
Грейс услышала, как Пикс вскрикнула.
- Что случилось? Пикс?
Пикс ничего не ответила, в ужасе смотря на свою руку, лежащую на коленях. Грейс посмотрела вниз.
В кулаке Пикс сжимала рыжие пряди, блестевшие в свете приборной панели.