Больше всего меня выбило из колеи то, насколько всё было… реально. Эти люди не были похожи на статистов, а их эмоции невольно передавались и мне. Страх, отчаяние, горе, мандраж от недавней драки… Что бы ни представляли собой Осколки, но их обитатели явно проживали здесь свои жизни. Для них всё по-настоящему. Даже если этот сценарий с нападением на повозку — что-то вроде временной петли, повторяющейся из раза в раз, когда разыгрывается камень Трясинного моста.
Впрочем, если бы и я схлопотал топором по черепушке — для меня бы всё было вполне по-настоящему…
Я постарался успокоиться и абстрагироваться от происходящего. В конце концов, какое мне дело до всех этих людей? Я их вижу, скорее всего, первый и последний раз в жизни. О себе нужно думать. И о своей выгоде.
— Спасибо в кармане не звякает, — проворчал я.
— Э… Ну да, конечно, конечно… — засуетился старший, снова нахлобучивая на голову свою соломенную шляпу. Края её были так изжеваны, будто она однажды угодила в пасть лошади.
Запустив руку за пазуху, крестьянин долго копался там, пока, наконец, не выудил одиноко блеснувшую монету.
— Это всё, что у меня есть, господин, — виновато развел он руками и отводя взгляд. — Но вы можете набрать еды из наших припасов. Мы как раз везём продукты в замок барона. Нам бы до Трясинного моста добраться побыстрее, за ним уже места безопасные…
Я с первого взгляда опознал монету Лабиринта. Спрятал её в суму, с прищуром взглянув на старшего. Тот ещё больше замялся и, чтобы не смотреть мне в глаза, обернулся, прикрикнув на остальных:
— Ну, чего встали? Грузите Мирко на телегу, да двигаем дальше! Нельзя тут торчать! Как бы остальные лиходеи не подоспели…
Он снова воздел очи к небу, бормоча какие-то не то молитвы, не то проклятия. Его помощники, подхватив тело убитого паренька за руки и за ноги, аккуратно уложили его на телегу.
Сдаётся мне, с крестьянина можно стрясти и побольше. Но стоит ли оно того? Пожалуй, действительно, захвачу ещё немного еды в качестве платы, да и сам в повозку сяду. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
— Остальные? — переспросил я.
— Да тут их целая банда орудует! Дезертиры из армии барона, ещё с прошлой зимы тут кукуют. Как ещё не передохли с голодухи да от холода. Говорят, их человек тридцать было. Солдаты уже раза три облавы устраивали. Но поганцы уходят дальше на болота, а там трясина такая… Не зная броду, лучше не соваться.
Зар-раза… Как бы теперь вся эта шайка против меня не ополчилась. Надо убираться отсюда побыстрее.
— Плохо, что одного упустили, — опасливо оглядывая заросли, добавил помощник старшего — чернявый мужик с выбитым передним зубом. — Сейчас он до дружков своих добежит, и…
— Да не каркай ты! И поторапливайтесь уже, холера вас раздери! — рявкнул старший. — Адар, ты чего там возишься?
— Да застряли мы! Колеса увязли…
Погонщик безуспешно тыкал ящера стрекалом, подгоняя несчастное животное. Но тот лишь елозил лапами в грязи, не в силах сдвинуть повозку.
Остальные обступили её с двух сторон, ухватились за деревянные спицы, начали дёргать враскачку. Задние колеса, завязшие по самые ступицы, лишь хлюпали в жидкой грязи.
— Может, разгрузим, чтобы полегше пошла? — предложил было чернявый, но старший обложил его ругательствами.
— Ага, как же! До ночи здесь возиться собрался? Тяни давай!
Я тоже пристроился к повозке, ухватился сзади, пошире расставив ноги, и попытался приподнять её. Становая тяга — не самое любимое моё упражнение, но что уж поделать.
Деревянная рама под руками заскрипела, я явственно чувствовал, как под давлением ноги мои начали всё глубже погружаться в податливую почву. Мышцы вздулись от напряжения, в пояснице заныло… Но задняя часть повозки медленно, но верно приподнималась, колеса с чавканьем высвободились из грязи. Ещё немного — и ящер, сдёрнув её, протащил вперед.
— Ох, ну и силища у вас, господин! — наперебой заохали фермеры.
Я и сам, честно говоря, не ожидал. Понимал, что амальгама основательно подкачала мне мышцы. Но не думал, что настолько. Тем более всего за один день…
Отдышавшись, плеснул на лицо из бутылки — смыть пот и налипший гнус.
— Возьмите, угоститесь, господин, — засуетился старший, протягивая мне глиняную бутылку, запечатанную пробкой. Судя по всему, вино. Следом сунул в руки краюху хлеба и коляску колбасы, остро пахнущей чесноком.
Я принял угощение, спрятал его в Суму. Оглядевшись, подобрал выроненный посох.
Чернявый устроился в седле на спине ящера и погонял его ударами стрекала. Сам старший запрыгнул на повозку, последний помощник шел рядом, придерживаясь за борт. Покачиваясь и скрипя ступицами, телега потащилась дальше по грязи. Правда, куда медленнее, чем я ожидал. Тянувший её ящер всем своим поведением оправдывал звание хладнокровного — плёлся, едва перебирая лапы.
Да уж, пешком и то быстрее выйдет.
Обогнав повозку, я прислушался. Кажется, из зарослей доносились отдалённые крики. Фермеры на это и ухом не вели. Но, скорее всего, просто не слышат. У меня-то слух прокачан амальгамой.