Амальгама

Динамические модели указывали на то, что мир сталеваров, скорее всего, не пострадал от лобового столкновения, а был разорван на части приливными силами. За пятьдесят миллионов лет до этого через их солнечную систему пролетел компактный остаток – скорее всего, это была нейтронная звезда – который оказался настолько близко, что разница в гравитационных силах, действующих на разные стороны планеты, вырвала из ее мантии булыжники размером с астероид, запустив их прямиком в космос. Здравый смысл подсказывал, что на такое способна лишь по-настоящему чудовищная сила, но согласно моделям, приливное растяжение превзошло силу тяготения планеты лишь на довольно скромную величину – вероятно, не более пятидесяти процентов. Если на планете еще обитали незадачливые потомки сталеваров, то приливные силы сами по себе не причинили бы им вреда, но это была наименьшая из ожидавших их проблем. Кому-то из них, вероятно, удалось бы пережить начальные толчки – после того, как давление, сковавшее внутренности планеты, ослабло в одних местах и усилилось в других, отчего планетарная кора полопалась, как кожица сдавленной виноградины. Некоторые бы ощутили, как растет, оставаясь при этом вполне посильной ношей, их вес, и даже там, где приливное растяжение развернуло гравитацию вверх, кому-то могло хватить присутствия духа, чтобы ухватиться за предметы, надежно зафиксированные на поверхности планеты, и бороться за жизнь еще несколько минут, пока окружавший их воздух становился все более и более разреженным. Однако у самой земли, в конечном счете, не нашлось опоры, способной выдержать ее собственный, инвертированный, вес, и планета попросту развалилась на части.

Вместе с Парантам Ракеш разработал рой зондов для исследования руин. Каждый из зондов, размером около микрона, должен был совершать прыжки между астероидами, путешествуя в потоках звездного ветра – не слабого дуновения, исходившего от Чужака, а всепоглощающего дыхания соседних гигантов. На каждом из посещенных ими астероидов зонды будут собирать энергию солнечного света, питая ей небольшой отряд исследовательских наномашин.

Ветер не мог доставить зонды от «Обещания Лал» до самого пояса астероидов, поэтому они дали мастерской задание построить полдюжины доставочных модулей на ионной тяге: каждый из них нес около килограмма зондов, которые предстояло рассеять в космосе по ходу движения вдоль края пояса. Помимо прочего эти модули должны были сыграть роль ретрансляторов и были снабжены инструментами для тщательного отслеживания зондов и извлечения сохраненных в них данных.

Вереница модулей покинула мастерскую; прежде, чем зажглись сопла, центробежная сила уже успела оттолкнуть их от корабля. Ракеш наблюдал за их голубым выхлопом через иллюминатор. – Теперь ты жалеешь, что полетела вместе со мной? – спросил он Парантам.

– Вовсе нет! – воскликнула она. Вопрос ее, похоже, шокировал. – С какой стати?

– Если сталевары погибли и не оставили потомства.

– То это печально, – сказала она, – но история полна трагических глав. Если я не смогу встретиться с ними лицом к лицу, то с радостью возьмусь за археологию. В диске с археологией покончено – все руины затомографированы с молекулярной точностью, каждый клочок древнего языка и каждый артефакт переведен вдоль и поперек. Когда я соглашалась на эту авантюру, мне обещали всего-навсего булыжник, напичканный микробами, помнишь? И ты думаешь, что я стану сомневаться в своем решении только из-за того, что разумный вид, который мы здесь нашли, мог просуществовать меньше ста пятидесяти миллионов лет?

Возразить Ракешу было нечего, хотя сам он придерживался совершенно иного мнения. – Возможно, что в моем подсознании наихудшим сценарием была нудная и кропотливая работа на протяжении тысячи лет, после которых мы бы не нашли ничего, кроме бактерий, а наилучшим – прямая дорога на «Планету давно потерянных братьев и сестер», которых я смог бы пригласить в Амальгаму, где они бы жили долгой и счастливой жизнью. Но теперь, когда нам удалось краешком глаза увидеть реальную картину, мне кажется, что наилучшие шансы жить долго и счастливо были как раз-таки у бактерий.

Он без труда мог представить свой родной поселок на Шаб-е-Нуре: небо с летящей по нему темной точкой, грохот земли, зловещее сияние. В Эру Амальгамы, понятное дело, такого бы просто не случилось; во всем диске не осталось ни одной мыслимой угрозы, которую бы нельзя было засечь и нейтрализовать. Подобные уязвимости стали достоянием истории. Но навязчивость, с которой этот образ катастрофы преследовал Ракеша, выходила за рамки простого сочувствия гипотетическим жертвам. При мысли, что он, в самом широком смысле слова, случайно увернулся от того же самой космической секиры, его до самых костей пробирал холод. Просто его предкам повезло больше, чем сталеварам – вот и все разница.

Когда пришла первая волна результатов зондирования, Ракеш был на кухне и готовил завтрак.