Обобщенная карта мозга, полученная в результате симуляции, подтвердила то, о чем Ракеш уже давно подозревал: способность формировать абстрактные символы и осуществлять над ними те или иные манипуляции была достаточно развитой, чтобы с самого рождения наделить ковчегцев базовыми проявлениями разума. Несмотря на то, что источником данных служила лишь ДНК Зей, генов, принимавших участие в этом процессе, было слишком много, чтобы у Зей имелись мутации в каждом из них; обобщенная карта охватывала весь биологический вид. Как и любой человек со времен каменного века, как и предки всех граждан Амальгамы, обитатели Ковчега могли охватить своим разумом все, на что была способна окружающая их Вселенная. Они не были умными лишь с виду, как животные, располагавшие жестко прошитым репертуаром впечатляющих, но не поддающихся развитию навыков. При достаточной мотивации и отсутствии отвлекающих факторов – и, пожалуй, чуть большей продолжительности жизни – они могли постичь все что угодно. Во всей миллионнолетней сокровищнице знаний Амальгамы не было ничего, что выходило бы за рамки их возможностей – кроме разве что субъективных особенностей языка и искусства, которые всегда требовали определенных корректировок для преодоления межвидовых барьеров.
Таковы были способности и потенциал, заложенные в каждом из жителей Ковчега. Которые, однако же, не испытывали ни малейшей тяги к их реализации: ни любопытства, ни радости открытий, ни беспокойства, ни досадной неудовлетворенности. Этот интеллектуальный багаж вовсе не был бесполезным рудиментом, лежавшим мертвым грузом в их геноме, ведь вся его мощь требовалась для овладения сложными профессиями, отведенными ковчегцам в их текущем социальном укладе. Он служил живым, дышащим воплощением способности к самопознанию, которой была наделена материя, но Ракеш первые видел, чтобы подобный разум был настолько усмирен и ограничен в своих действиях. Время от времени он мог подниматься над своей клеткой, чтобы преодолеть ограниченный выбор бытовых препятствий и проблем, но никогда бы не смог по-настоящему воспарить в небо.
Если говорить об обитателях Ковчега в целом, то Ракеша этот исход ничуть не удивил. Сделанные им выводы идеально вписывались в результаты наблюдения за их поведением. Но понять природу Зей ему пока что не удалось. Ракеш ожидал, что Зей – пусть она и не могла сильно отличаться от своих соплеменников с точки зрения генетики – окажется носительницей двух копий некоего редкого, рецессивного гена, который мог бы объяснить, почему лишь она одна чувствовала потребность в полномасштабном использовании своих умственных способностей. Но если бы это было правдой, то грубая симуляция не смогла бы выявить массовый вариант такого гена, а значит, не смогла бы и стереть атипичные влечения Зей из обобщенной карты мозга.
Это доказывало, что причины, делавшие ее непохожей на других, не могли быть обусловлены одними лишь генами. Имитационная модель сгладила вероятные воздействия внешней среды на развитие мозга, усреднив их до некоторого правдоподобного сценария, но в процессе явно упустила ту деталь, в которой, с точки зрения самой Зей, и заключалась вся разница.
Ракеш копнул глубже, нацелившись на гены, которые активировались лишь в редких случаях, хотя и не были редкими сами по себе. Воспользовавшись более детальной симуляцией эмбрионального развития, он стал искать потенциальные всплески в концентрации морфогенов и волны изменений, которые они могли повлечь за собой.
Когда он нашел то, что искал, то был настолько поражен, будто увидел, как с обоев сошел самый настоящий слон. Обнаруженная им гигантская сеть взаимосвязанных генов и белков могла оказывать влияние на нейронные структуры – как эмбриона, так и взрослой особи, – и несла на себе явный отпечаток биоинженерного замысла. Следы вмешательства ковчеготворцев в этой части генома были практически повсюду.
Если среднестатистическому ковчегцу и недоставало живительной искры, эти гены были созданы специально для того, чтобы ее разжечь. Без томографии мозга Зей он не мог точно сказать, далеко ли от среднего увела ее та случайная биохимическая тропа, которой она прошла, еще находясь в яйце, однако с вероятностью один на десять тысяч всплеск активности должен был запустить каскад процессов, которые гарантировали жажду познания, сравнимую с любой из базовых потребностей. И хотя такие индивиды, по очевидным причинам, составили бы лишь малую часть всей популяции, Ракеш был абсолютно уверен в том, что Зей появилась неслучайно. Ковчеготворцы действительно хотели, чтобы в сообществе их потомков встречались подобные ей – пусть и не слишком часто.