Вилли до ушей залился краской, как будто его в самом деле ударили. Он испытывал злость, стыд и сожаление. Ему было почти восемнадцать лет, он был уже почти мужчина, а его отец все еще обращался с ним как с ребенком, собираясь тем временем поступиться честью семьи.
— Я слушаю и учусь, сэр, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Можете мне поверить.
Когда их отец ушел, Ричард, глядя на брата, поморщился.
— Не надо было тебе на него давить, — сказал он. — Он всю жизнь провел при дворе. Он знает, что делает.
— Вот только ты хоть не начинай! — огрызнулся Вилли. — Ты всегда принимаешь его сторону, что бы ни случилось. Ты всегда держался за его штаны, поэтому-то ты его любимчик.
Ричард покраснел от возмущения.
— Это неправда, и ты это знаешь. Если ты на него злишься, я не собираюсь быть козлом отпущения.
Братья долго смотрели друг на друга. Потом Вилли тяжело вздохнул:
— Прости меня, я не хотел тебя обидеть. Но меня за живое задевает то, что мы по-прежнему должны смеяться над шутками Иоанна после всего, что он нам сделал. Когда это кончится?
Ричард пожал плечами:
— Я не знаю.
— Хочешь сказать, что и не хочешь знать?
— Нет, я просто ничего не жду, но я доверяю отцу, — Ричард рассеянно поднял бутыль и налил им обоим вина.
— За Ансельма, — сказал он. — За нашего нового братишку.
Вилли поднял свою чашу.
— За Ансельма, — отозвался он, повеселев. — Он, по крайней мере, слишком мал и слишком далеко, чтобы его кто-то мог взять в заложники.
Вильгельм явился к Иоанну, когда тот вызвал его.
Иоанн жестом подозвал его к заваленной подушками нише перед окном. Когда он взмахнул рукой, солнечный свет заиграл на нескольких перстнях, украшавших его пальцы.
— Ты, должно быть, слышал о торговой галере, пришедшей из Ирландии?
Вильгельм помедлил, усаживаясь, расправляя штаны на коленях и плащ, так, чтобы не измять его, сидя на нем.
— Нет, сир, — ответил он. — Я спал в охотничьем домике. Боюсь, дни, когда я был полон молодого задора и живости, давно миновали.
— Я ни одному твоему слову не верю, Маршал. Если ты и дремлешь, то, как кот, прикрыв только один глаз.
— Пусть так, сир, но я ничего не слышал, — смиренно произнес Вильгельм. — И каковы новости?
Он не стал напоминать о недавнем эпизоде, когда Иоанн новости выдумал, пытаясь вывести его из себя.
Иоанн сделал несколько шагов, потер подбородок и развернулся.
— Я не сомневаюсь, что скоро ты услышишь это от своего собственного гонца, но смысл истории таков, что мой юстициарий Фицгенри оказался человеком лживым и ни в коем случае не заслуживающим доверия. Похоже, что он поднимал мятеж среди ирландских лордов. Твои рыцари с помощью Хью де Лейси в сражении одержали над ним победу, когда он начал угрожать твоим землям.
Вильгельму удавалось сохранять заинтересованный и удивленный вид.
— Вот уж воистину, сир, когда вы меня вызвали, я и подумать не мог, что на моей земле происходит такое!
В ответ на взгляд Иоанна Вильгельм уставился в пол. Каждый понимал, что они играют в игру, но сейчас нужно было вести себя дипломатично, а не выкладывать все как есть.
Иоанн взял с дорожного сундука книгу, какое-то время рассматривал отделанную драгоценными камнями обложку и застежку, а затем отложил ее в сторону.
— Поскольку Фицгенри оказался не в состоянии выполнять обязанности юстициария, я собираюсь заменить его кем-то более способным и более ясно понимающим свою задачу.
— Я рад это слышать, сир, — сказал Вильгельм, надеясь, что «более способный» человек окажется кем-то, с кем можно будет найти общий язык. Нельзя было отрицать, что наемник, вроде Жерара д’Ате, к примеру, был, безусловно, способным слугой короля, но настолько развращенным морально, что иметь с ним дело все равно что копаться в сточной яме. Он также понимал, что ему предстояли тяжелые переговоры. Если он хотел, чтобы его оставили в покое, нужно было пойти на определенные уступки, и, хотя было похоже, что шторм отбушевал, отдаленные раскаты грома все еще раздавались.
— Мой человек также сообщил, что графиня родила сына и что оба чувствуют себя хорошо.
— Вот это действительно хорошие новости, сир! Для женщины жизнь во время вынашивания ребенка подобна той, что ведет мужчина на поле битвы.
— Пятеро сыновей, — произнес Иоанн, впившись в Вильгельма взглядом. — Они могут все тебе понадобится, Маршал. Вот я, например, пятый сын, родился довольно поздно, а погляди на меня — только я и остался.
— На то воля Божия, сир.
Иоанн мрачно рассмеялся.
— В таком случае, что бы ни говорила обо мне Церковь, я у Него в чести, раз Он пожелал, чтобы я был королем, — его верхняя губа пренебрежительно скривилась. — Мой брат Ричард в поисках Бога скакал до самых ворот Иерусалима, и что с того? Погиб в Лиможе, бездетным, от какой-то гнойной раны. Джеффри затоптала лошадь, Генрих умер от какого-то чертова кровотечения, а Вильгельм — во младенчестве, еще до того как я появился на свет. Действительно, Господни пути неисповедимы. Ну что, Маршал, я тебя поразил? Ты теперь считаешь, что я богохульник и угроза всему доброму христианскому миру?