Алые перья стрел

Однажды они почти нос к носу встретились на рынке. Дударь продавал золотистых лещей шириной в таз. К нему образовалась небольшая очередь, а в конце ее он вдруг увидел дочь. Через пару минут она подойдет вплотную.

Ничего не объясняя покупателям, старик смахнул в мешок непроданную рыбу и зашагал прочь. Хозяйки могли сколько угодно кричать ему в спину — глухонемой не слышал. Однако он запомнил голос Леокадии: «Зачем зря шуметь, наверное, ему срочно куда-то понадобилось».

«Ты-то получишь рыбку!» — не выдержал он и перед рассветом повесил на ручку двери у ее квартиры связку отборных линей. Это было рискованно, и с тех пор Могилевский старался совсем не попадаться дочери на глаза.

Месяц назад Дударь получил от резидента в Вильнюсе сообщение, что в их район скоро будет заброшен агент с особо ответственным заданием. Агента надо принять в райцентре легально, потому что он должен ознакомиться здесь с обстановкой для выполнения своей миссии. Поскольку сам Дударь, в силу своей «легенды» о глухонемом бобыле, не может прилично встретить гостя, необходимо подготовить к его визиту Леокадию. К ней он явится под видом племянника. Он пробудет у нее недолго, тем не менее некоторая помощь ему, видимо, окажется необходима. Сам же Дударь обязан встретить агента у места приземления или вызвать его на себя определенным ночным сигналом.

Могилевский все обдумал. Раз «там» известны координаты поселка, то остается только навести на ближний лес. Ориентиром послужит рыбацкий костер — дело безобидное — на берегу реки. Он встретит гостя и к утру покажет ему дорогу к Леокадии, куда тот явится под видом пассажира из Вильнюса.

Вскоре Дударь получил от резидента краткое одобрение предложенного им варианта и пошел на встречу с дочерью.

Шел он туда не без волнения. Выбрал раннее воскресное утро, когда людей на улицах почти не бывает, подстриг бороду, надел чистую рубаху, подвесил на кукан две солидные щуки и с тем пожаловал к одноэтажному домику. Дверь была заперта изнутри. Постучал. Ответа долго не было, потом без обычного «кто там?» щелкнул откинутый крючок. Болеслав Иосифович осторожно вошел в крохотные сенки — пусто. Заглянул в кухню. Леокадии и там не было. Он отогнул портьеру на двери, ведущей в комнату. Там шторы были задернуты, стоял полумрак.

Она стояла в узорчатом халате, судорожно стянув его на груди. «Испугалась такого страшилища», — подумал Могилевский и молча приподнял в руке рыбу.

Не спуская с него глаз, Леокадия взяла щук, отнесла на кухню, вернулась и вдруг упала на колени, уткнувшись головой в подол его рубахи.

— Тату… родненький тату, пришел все-таки!.. — шептала она исступленно, но без слез и все ловила его пахнущую щуками руку.

…Через пару минут они тихонько сидели рядом на ее кровати и еле слышно шептались.

Да, она давно его узнала. Видела, что он наблюдает за ней. Но раз не подходит, значит, так надо. Значит — нельзя. Но сейчас… сейчас, раз он пришел, значит, всякая опасность миновала и можно не таиться?

— Нет, еще рано, дочка, — покачал кудлатой седеющей головой пан Болеслав. — Но скоро кончатся наши испытания. Пришла и твоя пора помочь в этом.

Он для верности назвал пароль, услышал отзыв и рассказал о деле.

— Племянник? — удивилась Леокадия. — Но вдруг проверят мою биографию? У меня же не было ни сестер, ни братьев, откуда взяться племяннику?

— Двоюродный, — успокоил ее отец. — Был у тебя дядя Григорий, мой брат, у него сын Тадеуш, от него и твой двоюродный… А вот как этого зовут, я пока и сам не знаю. Ничего, отрекомендуется.

— Трудно тебе, татусь! — шептала Леокадия. — Стареешь, живешь в одиночку, как зверь…

— Недолго уже осталось. Да и привык я.

Он осторожно гладил своей чугунной рукой ее волосы.

…Зверем он бывал, когда выполнял установки своих хозяев. Нет, сам он не убивал сельских депутатов и районных финагентов, не вешал в лесу на березах колхозных избачей и комсомольцев. Год назад он получил задание ликвидировать на страх другим председателя колхозной ревизионной комиссии в одной деревне. Слишком ретиво этот активист стоял на страже общественного добра. В субботний вечер Дударь оказался со своей дудкой у деревенских огородов, спускающихся к реке. Вскоре вылез на берег и стал готовить уху из живых сазанов. На огонек костра подошел сначала один мужичок, за ним появились еще желающие отведать даровой ушицы. Там, где субботняя компания, да еще у костра, без выпивки не обходится. Каждый нес с собой «шклянку» самогона.

Дударь со своей стороны выставил две бутылки магазинной перцовки, что всех привело в восторг. Знаками и мычанием он дал понять, что не видит в компании того самого «ревизионщика». Сходили и за ним. Тот уху похвалил, но пить отказался и даже попрекнул одного уже захмелевшего колхозника (ему глухонемой особенно усердно подливал):

— Ты не из того жита первач выгнал, что ночью спер на току?

В первый раз драку разняли, но обиженный не утихомирился. Дударь влил в него еще один стакан, дождался, когда тот кинулся на своего недруга, и незаметно сунул ему в руки увесистое, грязное чугунное грузило для сети.