Теперь его водят к директорам и завучам не реже, чем обычных нарушителей и двоечников. Но тем с ним беседовать трудно, потому что не за что «зацепиться». Он не грубит и не заикается от растерянности, он вежлив и спокоен. Он не боится. Тем более что и спорит-то он чаще всего не из-за себя, а из-за тех, кто меньше и слабее. А если даже не спорит, а просто уходит, то и уходом своим он подает другим ребятам пример, который приводит их наставников в недоумение, граничащее со страхом…
Из моего окна виден склон горы и лес. Синевато-зеленый сосновый массив подступает к самому городу. Летом солнце висит высоко над деревьями, а зимой движется у самых сосновых вершин.
— Прыгает, как петух с верхушки на верхушку, — сказал мой знакомый, десятилетний Валерка. Он мог бы сказать «как золотой петух», но не стал: Валерка не любит пышных сравнений.
Сейчас лесная идиллия слегка нарушена: рычат на склоне экскаваторы, строится гостиница для лыжников.
Недавно экскаватор вытащил на поверхность заржавленную гарду — щиток от старинной шпаги с остатком рукояти и клинка. Машинист отдал находку мальчишкам, и они притащили ее ко мне.
Мы сбили ржавчину. Заблестело железо и медный ободок. Гарда была вся в круглых дырках — чтобы захватывать и обламывать острия у клинков противника. Мы начали строить догадки и сошлись на том, что шпага принадлежала какому-нибудь прапорщику или капитану в старинном зеленом кафтане с громадными обшлагами и в парике с косичкой. Наверно, это был один из офицеров гарнизона, который в петровские времена должен был охранять Уктусский горный завод от башкирских набегов. Так или иначе, шпага не могла принадлежать иностранцу. Это было русское оружие.
Мы выточили из дерева новую рукоять, поставили трехгранный спортивный клинок вместо ржавого обломка. Клинок подошел точно. Это показалось даже символичным.
Сейчас мальчишки каждую неделю скрещивают рапиры, чтобы завоевать переходящий приз — старинную «настоящую» шпагу. Они бьются с соблюдением мушкетерского кодекса, самозабвенно и отважно. Так же, как в давние времена бойцы сражались за право получить золотой клинок из рук прекрасной дамы. Их не смущает, что роль дамы приходится играть мне, командиру и руководителю пионерского отряда «Каравелла» — весьма неспокойной организации, обосновавшейся на склонах Уктусских гор, на окраине Свердловска. Мальчишки дерутся весело и честно, ибо в каждом из них живет рыцарь.
В каждом — я в этом уверен. Есть шумные и тихие, отчаянные и робкие. Но даже в самых робких и послушных горит незаметно до поры огонек отваги, в самых задиристых и недисциплинированных — чувство (может быть, не всегда разбуженное) справедливости и чести. И вечное стремление ребят к мушкетерской романтике вызвано совсем не тягой к шумной возне и потасовкам. Просто со шпагой в руке (даже игрушечной) легче представить себя борцом со всяческим злом, отважным витязем справедливости…
Не случается ли порой, что взрослые выбивают у мальчишек эту шпагу?
Недавно я прочитал рукопись одного автора о ребятах в пионерском лагере. Есть в ней такой эпизод: два мальчика заподозрили шофера и завхоза в темных делах, выследили их ночью у склада, подняли тревогу, вызвали милицию. Но оказалось, что водитель и завхоз вовсе не жулики: просто они собирались вывезти на свалку всякую рухлядь и битую посуду. Весь лагерь потом потешался над неудачливыми детективами.
— Я хотел развенчать в глазах читателей стремление к ложной романтике, — с чувством полнейшей правоты сообщил автор.
Но почему — ложной?
Что ложного усмотрел автор в извечном стремлении ребят к приключениям, к поиску, к борьбе со злом? Ведь эти два неудачника искренне верили, что опасность настоящая, они подавили в себе настоящий страх, проявили настоящую выдержку. И в том, что они оказались в таком нелепом положении, не столько юмора, сколько драматизма. По крайней мере, для ребят… Я не уверен, что на самом деле друзья стали бы очень смеяться над ними.
Не стоило бы касаться этой повести, если бы подобные ситуации не встречались и у других авторов, имеющих склонность воспитывать читателя путем «развенчания». Немало было выпущено книг, где ребята охотятся за шпионами, которые в итоге оказываются мирными геологами. А сколько раз ребята узнавали в конце повестей, что таинственные письма, зовущие в походы и плавания, были написаны вожатыми — для того, чтобы увлечь пионеров «романтикой». Но вот тут-то романтики и не было.
Выхваченные из ножен ребячьи шпаги выбивались обманным приемом.
Отрадно, что тенденция эта, видимо, уходит в прошлое. У нас много великолепных книг, серьезных и веселых, где детей не уводят от настоящих конфликтов, не защищают прозрачными колпаками от опасностей и не подменяют романтику педагогическими суррогатами.
Впрочем, я отвлекся. Мне совсем не хотелось касаться книг, а хотелось рассказать о мальчишках — рыцарях в душе.