Алые перья стрел

На следующее утро Шпилевский отправился на поезд. В сером элегантном костюме, белоснежной рубашке и многострадальных, но тщательно вычищенных туфлях. Через полчаса он встретился с Дударем и положил в саквояж плоский ящичек с иконой и двойным дном. В том же саквояже лежали китель, бриджи и сапоги.

Они немного поговорили в густых зарослях бузины. Явно ожидая похвалы, старик сообщил:

— Еще вчера забрал багаж из ямы. Счастливо обошлось — мальчишки вздумали там червей рыть и только что чудом не напоролись на ящик. Я уж затаился рядом, думаю, если найдут, придется силой отнимать.

Шпилевский скривился будто от клюквы:

— Ну, помощнички!.. Силой! Ты ж завалил бы все…

Поболтав по дороге с бабкой Настей, запомнив дорожный свороток на Красовщину, он полюбезничал на полустанке с симпатичной кассиршей Ниночкой и влез в вагон пригородного поезда. Но садиться на обшарпанную скамейку по соседству с тетками, ехавшими на базар, не стал, а сошел на первой остановке. Отшагал два километра до параллельного шоссе и приехал в Гродно в кабине попутной машины. Если он уже кого-то заинтересовал, пусть ищут на вокзале.

Зачем он ехал в Гродно? Еще в центре ему было предложено два варианта проникновения в Красовщину: или под видом студента — племянника Леокадии, которая сама наведается ради развлечения на сельский праздник и прокатит с собой гостя, или в роли художника-оформителя.

От первого варианта он после некоторого размышления отказался. Миссия племянника будет привязывать его к тетушке и лишит свободы действий, в том числе передвижения, столь необходимого для изучения обстановки и активных действий. Кроме того, «племяннику» можно было появиться на месте только в день события. А ему следовало сюда попасть раньше. Наконец, успешный финал операции означал неизбежный провал Леокадии. А она хоть и была абсолютно пассивным агентом, однако гробить ее все-таки, наверное, не следовало.

Значит, художник…

По агентурным данным, Лев Самуилович Слуцкий не отличался высокой нравственностью. К двадцати двум годам он имел судимость по двум статьям: за вымогательство и за мошенничество во время денежной реформы. Вырос он в Ташкенте без родителей, в семье дядюшки, руководящего работника торговли, и рано вкусил прелести комфорта. Но дядюшка кончил карьеру плачевно, и Лев пошел учиться в систему трудовых резервов. Не на металлиста или тракториста, а на художника-оформителя. Познакомился с «богемной» жизнью за счет левых приработков. Эти дополнительные дивиденды часто превышали скромную официальную зарплату театрального декоратора, но слишком много расплодилось в его родном городе конкурентов, и Слуцкий подался в западные края. И не ошибся: любые мастера кисти здесь были нарасхват.

Слуцкий отсидел полгода за упомянутые делишки и последнее время работал в мастерских, которые занимались оформлением клубов, заводских цехов, городских улиц и площадей. Любил выезжать в командировки, потому что это давало верный побочный приработок: колхозные кассы легко раскрывались перед человеком, способным красочно изобразить в виде диаграмм рост удоев и урожаев. За пятнистую буренку на изумрудном лугу и силуэт силосной башни заезжий художник брал половину своего месячного оклада, а орудовал кистью от силы день.

В поле зрения английской разведки он как раз попал благодаря гипертрофированной любви к легким заработкам. Конечно, там понимали, что этот бездумный завсегдатай двух гродненских ресторанов не годится для агентурной работы. Но кое-какую помощь оказать мог. Разумеется, за солидную сумму. Когда в центре разрабатывали «легенду прикрытия» для Шпилевского в Красовщине, то сразу подумали о Слуцком, хотя он и не подозревал, что его имя известно на Западе. Почему бы колхозу «Партизанская слава» официально не пригласить к себе художника из солидной организации для оформления праздника?

Эта идея была подброшена председателю Мойсеновичу по почте в виде проспекта-рекламы оформительских мастерских. Полистав на досуге красочное издание, тот послал сюда запрос. Зная мобильность Слуцкого, руководители мастерских его и послали в командировку.

Шпилевский действовал в городе уверенно и даже нахально. Вообще в последние сутки у него было бодрое и даже приподнятое настроение. Пока все шло гладко. Главное, что прыжок завершился в конце концов вполне благополучно. Холодная ванна не в счет. Раз никто к нему до сих пор не прицепился, значит, и эпизод с желтой сумкой, и появившаяся настороженность в отношении Леокадии — ложная тревога. Сейчас он идет по улицам родного города и чувствует себя почти победителем. Конечно, чувство неправомерное — это Казимир сам понимал. Но все равно он ничуть не похож на того затурканного и обокраденного судьбой мальчишку, каким покидал город пять лет назад. Он вернулся взрослым, сильным, неуязвимым, богатым. Он вернулся мстителем.