Алые перья стрел

Шпилевский не имел возможности долго размышлять: из ельника двигались мальчишки. Он быстро пошел по дороге к райцентру, но заходить в поселок пока не стал: костюм подсох, но был страшно измят и перепачкан. Казимир припомнил ориентиры хутора Дударя, нашел тропинку и свернул на нее.

Старик сидел на пороге и вязал перемет. Увидев гостя, он встал и ушел в свою развалюху. Здесь они и обменялись паролем, после чего хозяин злобно зашипел:

— Зачем сюда приперлись?! Ясная же была установка: встретиться только на берегу. Если к костру не успеете, ждать следующей ночи!

Измотанный Шпилевский дал волю нервам, а заодно использовал момент, чтобы сразу показать, кто есть кто. Незаметным движением левой руки он свалил собеседника на земляной пол и, пока тот корчился от боли, сообщил:

— Это для начала! Теперь сообразишь, как надо со мной разговаривать. Ты что, старый пень, сам не мог дождаться меня на берегу? Почему искать не пошел? А если бы я приземлился с травмой! С этой минуты будешь глотать каждое мое слово, а то я тебя быстро превращу в натурального глухонемого, а заодно и в неживого. Уразумел?

Дударь уразумел: шутить с этим желторотиком, оказывается, нельзя. Не только сила, но и права у него, видать, большие. Из тайника под печкой были извлечены пакеты в плотной упаковке. Два новых костюма, светлый и темный, затем полувоенный костюм и к нему хромовые сапоги, летнее белье, тенниски и рубашки, галстуки, носки и платки.

— Оружие и мины?

— Отдельно закопаны в ящике. Здесь побоялся держать. Тряпки найдут — ладно, сойду за спекулянта, а другое… Там же ампулы, лекарства.

— Понятно. Деньги давай.

— А… сколько надо?

— Слушай, дед, ты в дурачки со мной не играй. Нам точно сообщают перед отправкой, сколько монет должно получить от резидента. Вот я тебя сейчас и проверю, и если соврешь…

Дударь почел за лучшее не врать и вручил гостю двадцать тысяч рублей в банковских облатках.

Шпилевский быстро переоделся в светлый костюм, надел белоснежную шелковую рубашку, свежие носки, поискал глазами туфли. Их не было.

— Пшепрашем пана, запамятовал припасти, — извинился Дударь.

— Черт с тобой, — сказал подобревший гость. — Использую прежние, только почисти их хорошенько.

Пока Дударь надраивал суконкой остроконечную обувь пришельца, тот зашил в воротник рубашки ампулу и, по обычаю воспитанников их школы, пробормотал: «Сперо милиора!»[10]

Потом он изложил Дударю план дальнейших действий. Он идет сейчас к своей «тетушке», берет там сведения, которые ему нужны, отдыхает у нее, ночует и утром уезжает в Гродно. Вернется вечерним поездом и сразу в Красовщину. Старик за это время должен извлечь из тайника мины и оружие.

— Кстати, в какой они упаковке?

— В надежной. Я так подумал: раз студент едет из города, так займется в деревне модным для ихнего брата делом: иконки будет искать. Ну и выпросил у ксендза такой плоский ящичек с серебряными вензелями и в него сверху положил икону, будто в футляр, а уж внизу под фанерой все прочее…

— Неплохо придумано, — одобрил Шпилевский. — Такой камуфляж мне и в Гродно пригодится в случае чего. Ты меня встретишь завтра утром на дороге к разъезду и отдашь эту церковную утварь. Саквояж для нее найдется?

— Разве что этот… Зачем вам в Гродно-то?

— А вот это, старик, не твоего ума дело. Ты как завтра мне коробку передашь, плыви сразу в Красовщину и жди там. В каком бы обличье меня ни увидел, я тебе незнакомый, а ты мне — глухонемой. Ну, давай саквояж.

Шпилевский уложил в него полувоенный костюм, сапоги, запасную пару белья. Вынул из желтой сумки яйца и аккуратно упаковал туда же.

— У вас и эта сумка хоть куда, — заметил Дударь.

— Как раз никуда, потому что уже меченая. Спрячь ее подальше и рассказывай, как идти к тете Лёде.

Трещина

В учреждениях был обеденный перерыв. Казимир Шпилевский, легкомысленно посвистывая, пересек площадь, прочитал вывески на зданиях райкома, а также райотделов МГБ и МВД, полюбовался фасадом новенького Дома культуры и спросил у девочки с кошкой на руках, где переулок Гастелло, в котором живет учительница Могилевская.

— Леокадия Болеславовна? А я вам покажу ее дом, это близко.

Леокадия заметила гостя еще в окно, но дверь открывать не спешила, ожидая условленного стука. И он прозвучал: тук, тук-тук-тук.

По протоколу встречи им полагалось громко, в расчете на соседей, изображать радость свидания любящих родственников, причем слова «Дай я расцелую тебя в розовые щечки, племянник!» входили в пароль. Но церемониал подпортила нетактичная девчонка с кошкой. Она вперед Казимира проскочила в прихожую и затараторила:

— Здравствуйте, Леокадия Болеславовна, вас этот дядечка спрашивает, а я за книжкой к вам, вы обещали, и я чуток посижу у вас, картинки погляжу, а то на улице жарко, и кошка царапается…

В такой обстановке бурно выражать свои чувства было как-то не к месту, и встреча произошла суховато, хотя с произнесением всех предусмотренных инструкцией выражений.