В паре метров от себя вижу силуэт. Вскакиваю и, сделав три быстрых шага, с размаху бью парня доской в голову. Раздаётся выстрел, и мы оба падаем. Парень — в глубокий нокаут. Я — корчась от боли. Мой рывок не был беззвучным, стрелок успел развернуться и нажать на курок до того, как ушёл в астрал. Пуля попала мне в подмышку той же руки, что была ранена вчера. Сумасшедшая, дикая боль. Тёплая струйка крови побежала по рёбрам. Лучше трижды поймать резиновую пулю бицепсом, чем один раз этим чувствительным местом. Теперь я вообще не смогу пошевелить левой рукой.
— Данила! — кричит второй.
Но Данила ответить сейчас не может.
— Давай к нему, — командует Пух.
Ко мне подбегает Мальвина:
— Ты жив?
— Почти, — тихо отвечаю я.
Она забирает «травмат» у неподвижно лежащего парня и второй раз за сегодня протягивает мне руку, помогая подняться. Превозмогая боль, встаю и возвращаюсь к своему дереву. Мальвина бежит и прячется за теми же кустами. Фонарь гаснет, лишая нас хоть и небольшого, но всё-таки преимущества.
— Сюда, уроды! — дразню я. — Кому ещё проломить голову?
— Москаль, тебе конец, — кричит в ответ Пух. — На кладбище и останешься.
— Этот, что в нокауте, тоже так думал.
— Твой муай тай тебя не спасёт. А твою сучку и подавно. Я ей за Пашку полный рот песком набью.
Четвёртого с ними нет. Мальвина постаралась как надо.
— Меня спасёт трофейный ствол.
И тут снова раздаются выстрелы. Пули пролетают совсем рядом. Кто-то из двух оставшихся стрелял, ориентируясь на мой голос. Я для того их на себя и выманивал, они должны подойти на удобное для Мальвины расстояние. Сейчас я могу быть лишь приманкой.
— Пух, это ты косой или твой мальчонка? — продолжаю издёвки и, стараясь громко хрустеть ветками, отбегаю на несколько метров назад, вглубь ночной чащи.
Снова выстрелы. Одна из пуль попадает в дерево, за которым я сейчас прячусь. Доносится еле слышное шептание:
— Шо с ним?
— Живой. Но голова пробита. Кровь.
— Человеч-ческая баба. Смотри в оба.
Нашли первого. Они уже совсем близко к нам.
— Ну? Всё?
Раздаются ещё четыре выстрела.
— Что, патроны закончились?
Но в ответ тишина.
— Эй!
— Сюда, Влад! — зовёт меня Мальвина. — Я их свалила.
Вскакиваю и бегу к ней. Ну и вечерок.
— Ты где?
— Правее, — включает фонарь, направляя его вниз.
Приблизившись, вижу на земле два тела. Парень, который вчера был с лысой, лежит без движения. Толстый же корчится от боли, держась за лицо. Я склоняюсь над ними и забираю оба пистолета.
— Этот жив? — спрашивает Мальвина, указывая на парня.
Проверяю пульс на шее.
— Жив.
Я не вижу крови и каких-либо видимых повреждений, поэтому не знаю, куда ему угодила Мальвина. Но раз рука без сопротивления выпустила пистолет, вряд ли он притворяется. А вот руки Пуха, прикрывающие рот и щёки, залиты красным.
— Что, падла, фарфоровые зубы рассыпались? — спрашивает Мальвина. Затем обращается ко мне: — Подержи его на прицеле, я сейчас.
— Ты куда?
— За убедительными доводами.
«За убедительными доводами…» Да уж, многозначительная фраза. Давно я не смотрел на себя со стороны, с последнего визита к Чёрному. Сейчас самое время. Ночью, на кладбище, с двумя пулевыми ранениями, стою с пистолетом в руке над двумя лежащими на земле телами. Одно не подаёт явных признаков жизни, а другое — чрезмерно упитанное — кровоточит в области лица. Третий лежит поодаль с пробитой головой. В кого я превращаюсь? В ту ли сторону поворачивается моя жизнь? Я хотел избавиться от скучного, однообразного существования, разъедающего меня изнутри. Избавился. Теперь перестрелки становятся обычным делом. Катера, погони, разламывание могильных крестов — пожалуйста. Безбашенные красотки, ни в чём не уступающие главному герою — конечно же. Всё в лучших традициях голливудских боевиков. Вот только греть зад в кресле кинотеатра и палить из травмата направо и налево — не одно и то же. Но самое странное, что всё это не кажется мне таким уж чуждым. Даже заводит. Путь в два месяца — от наркомана до бандита. Пора садиться и книгу писать.
— А вот и я, мои дорогие, — произносит Мальвина, шурша ногами за моей спиной. — Все любят зверушек? — подходит ближе к Пуху, светя ему в лицо. — Придержи толстому правую руку.
Она кладёт фонарик на неподвижно лежащего парня, так, чтобы свет был направлен на Пуха. Затем опускается на корточки с левой стороны от окровавленного мужика. Я захожу справа, сажусь, хватаю его руку, разгибаю в локте и прижимаю к земле коленом. Мальвина, воспользовавшись отвлечённым вниманием Пуха, ловким движением проделывает то же самое с другой рукой.
— Отпустите, суки, — кричит толстый.
— Угомонись, — приставляю ствол к окровавленной щеке. Конечно, в случае чего стрелять в упор я не стану, но в голливудских фильмах подобный приём всегда срабатывает, так чем я хуже? Жертва распята и сдаётся на милость победителя.
— Тише, тише, — произносит Мальвина, гладя Пуха по волосам. Затем подносит к его лицу вторую руку.
— Аааа! Дура! Убери! — орёт он, пытаясь вырваться.