Алтын-Толобас

Но ответил не один из охранников, а лично начальник департамента безопасности «Евродебета» Владимир Иванович Сергеев:

– Это я, мистер Фандорин. Ваш ангел-хранитель.

Николасу послышалась в голосе полковника насмешка. С чего бы?

– По-моему, он убит, – сообщил Сергееву магистр. – Вы не рассчитали удар. Чем это вы его?

– Да вот этим, – ответил невидимый Владимир Иванович, и рядом с Фандориным брякнулось об пол что-то металлическое. Обломок трубы с мокрым пятном на зазубренном конце.

Во всем этом было что-то странное.

– А где ваши сотрудники? – спросил Николас. – Я не понимаю, как он мог пройти мимо них незамеченным.

– Ребят я отпустил, пускай поспят, – добродушно откликнулся Сергеев. – Решил, подменю их сам. Ну, что вы там такое нашли, мистер-магистер? Показывайте.

Луч сполз с лица Фандорина, порыскал туда-сюда и остановился на истлевшей рогоже, из-под которой снова замерцали веселые искорки.

– Вот она, голубушка, – пробормотал полковник. – Невелика, да знать ценна, если Седой из-за нее на уши встал.

– Так вы всё знали? – тупо спросил Николас. – И Иосиф Гурамович, выходит, тоже?

Сергеев свесился в дыру пониже, и теперь его лицо подсвечивалось сбоку – черно-белое и жуткое, как маска злодея из театра Но.

Беззвучно, с придыханием рассмеявшись, Владимир Иванович сказал:

– Coco ничего не знает, он – козел, а в этом мире, дорогой сэр, козлам не светит. Вот Седой, тот орел. Профессионал всегда знает, на чьей стороне ему быть, особенно если нужно выбирать между орлом и козлом.

– Так вы работаете на Седого?! Но… но зачем же вы тогда убили Шурика?

– Полковник Сергеев будет на стреме стоять, а весь навар достанется Шурику? – хмыкнул глава безопасного департамента. – Нашли шестерку. Да если б не я, хрен бы Седой узнал, что за банкет намечен на эту дивную ночь.

Откуда, откуда такая осведомленность? – мысленно содрогнулся Фандорин. Ответ был на поверхности, постыдно элементарный: жучки. Квартира на Киевской наверняка прослушивалась, коварный полковник был в курсе всех совещаний и обсуждений, только докладывал о ходе поисков не своему шефу, а его противнику.

Я пешка, подумал магистр. Меня использовали, мной вертели, как хотели. Алтын была права: я ежик в тумане.

И все же не всё здесь было ясно.

– Неужто вы думаете, Сергеев, что Владик, то есть Седой, простит вам убийство своего верного помощника?

Владимир Иванович снова тихонько засмеялся – так, словно только что вспомнил и собрался рассказать остроумный анекдот.

– А Шурика укокал не я, а вы. Вы-с, вы и убили-с, прекрасный сэр. Тюкнули душегуба железякой по кумполу. Седой знает, какой вы шустрый, он поверит. А железяка вон она – между вами и Шуриком валяется. Но тут вовремя подоспел молодчага Сергеев и прострелил мистеру Фандорину его глупую английскую башку. Вы в какой глаз оливку предпочитаете – в правый или в левый?

– Влад не поверит! – закрылся ладонью от луча Николас. – Он знает, что я не способен убить человека ударом сзади! У вас ничего не выйдет! Соловьев не идиот, он в людях разбирается, и вы за всё ответите!

Сергеев задумался.

– Хм, а ведь верно. Владик – парень дотошный. Пожалуй, и пальчики с железки снимет, и экспертизу, чего доброго, закажет. Спасибо за толковый совет, мистер Фандорин. Coco говорил мне, что вы – просто кладезь мудрости.

Внезапно голос полковника изменился – стал жестким, властным:

– А ну, живо взял трубу, биг бен долбаный! Вмажь ему по затылку – да со всей силы, чтоб тебе на рукав ошметки полетели!

Николас ответил короткой идиомой из фольклорного блокнота, означавшей отказ в самой грубой и категоричной форме.

Из черного квадрата метнулась молния, а грохот от выстрела в замкнутом помещении был таким, что магистр зажал уши руками и согнулся пополам. В первый миг ему показалось, что это барабанные перепонки, в полном соответствии со своим названием, вдарили чересчур разухабистую дробь и, не выдержав нагрузки, немедленно лопнули.

Когда к Николасу вернулся слух (а произошло это через полминуты, не раньше), оказалось, что Владимир Иванович не молчит – излагает аргументы в пользу своего предложения:

– …мастер спорта по стрельбе, – говорил отставной полковник. Четыре раза призы по управлению брал. С пятидесяти метров пулю в обручальное кольцо кладу. Следующую пулю, падаль ушастая, ты получишь в локоть левой руки, в лучевой нерв. Ты не представляешь, какая это боль. Выть будешь, по полу кататься. А, спрашивается, зачем? Я ж тебя все равно живым отсюда не выпущу. Давай, бери железяку. Скорей отмучаешься.

Фандорин инстинктивно обхватил локти ладонями и метнулся в сторону из освещенного пятна, но луч в два счета нашел его.

– А особенно я люблю сажать по движущейся мише…

Сергеев так зашелся в смехе, что аж захрипел. Фонарь качнулся, вывернувшись вбок, осветил лицо полковника, и стало видно, что глаза у Владимира Ивановича удивленно выпучены, а сам он свешивается из дыры как-то слишком уж отчаянно, будто кто-то придавил его сверху ногой.

Зычный, уже однажды слышанный Николасом голос с сильным грузинским акцентом проревел:

– Coco – козел? Это ты козел, оперюга поганый!

* * *