Алтын-Толобас

Тоже ясно. Почти сразу же Болотников понял, что в левой половине документа содержатся некие зашифрованные сведения, понятные только знатоку истории рода фон Дорнов. Вот почему Шурик получил от своего шефа приказ прекратить охоту на англичанина, а наоборот, подбросить ему кейс обратно. Более того. Седой решил взять магистра под собственную опеку, для чего и устроил инсценировку с дракой и пальбой – надо сказать, весьма убедительную. План был, что называется, fool-proof:[21] запугать Николаса и поставить его в положение, когда ему не к кому будет обратиться за помощью. А тут верное убежище – отсиживайся, сколько хочешь. Полный комфорт, да и полное содействие, если от скуки надумаешь заняться решением некоей головоломки. Если бы подвыпивший Николас не поддался приступу альтруизма, всё именно так бы и вышло…

– Значит, Влад и есть тот самый Седой, – горько усмехнулся Фандорин, вспомнив душевную широту чудесного флибустьера. – Почему «Седой»? Он же молод.

– Потому что Соловьев, – непонятно ответил Шурик.

Ладно, это было неважно. У Николаса имелся вопрос посущественней.

– В чем перед вами провинился Болотников? Или просто стал не нужен?

– Шибко умный стал. Захотел втихаря, без Седого, банк сорвать. «До развязки еще далеко, и исход проблематичен», – передразнил киллер высокий баритон архивиста. – За лохаря Седого держал. У нас, Коляныч, за это мочат… Чего глядишь? Полезай в очко.

Веселый убийца кивнул на отверстие в полу.

– Давай, давай. Я тебе сверху посвечу. Ну чего встал? По ушам нашлепать?

Фандорин вспомнил небрежную грацию, с которой Шурик некогда ударил его ногой в пах, и стал быстро разматывать лестницу. Утверждение о том, что Седой якобы велел оставить «отвязного мужика» в живых стопроцентного доверия не вызывало. Но разве был выбор?

Зацепил крюки верхней части за доски. Подергал – вроде крепко. Стал спускать конец с грузилом в темноту. Довольно скоро снизу донесся глухой звук, грузило достигло дна. Неглубоко, меньше десяти футов.

Усилием воли Фандорин заставил себя забыть о том, что, вполне возможно, живым из этого подземелья ему уже не выбраться. Тайна всё равно оставалась тайной и сейчас, перед лицом смертельной опасности, манила ничуть не меньше, чем прежде.

Что там, во тьме? Неужели кованые сундуки с древними манускриптами?

Ноги коснулись чего-то мягкого, упругого.

Николас посмотрел вниз – благо Шурик подсвечивал сверху фонарем – и вскрикнул. Кроссовка упиралась в грудь мертвого Максима Эдуардовича.

Магистр поспешно шагнул в сторону. Под ногами был не камень, земля. На ней толстый серый слой пыли, почерневшие деревяшки – вероятно, когда-то они были приставной лестницей.

Круг света стал расти – Шурик отвернул фокатор. Да, пол земляной, глинистый. Глина – естественная защита от подземных вод. Устраивать книгохранилище в каком-нибудь ином грунте было бы безумием.

У левой стены лежало что-то широкое, деревянное. Судя по прямоугольной форме и полуутонувшей в пыли бронзовой чернильнице столешница. Фандорин тронул край доски ногой, и целый кусок рассыпался в труху. А вот и столь же ветхие обломки деревянного кресла. Кусочки стекла, осколки глиняной посуды, несколько пустых пузырьков причудливой формы. Что здесь было – лаборатория? Аптечный склад?

Помещение оказалось не таким уж большим, гораздо меньше верхнего подвала. Никаких сундуков. Вообще ничего, что бросалось бы в глаза. Царство пыли. Даже с потолка свисали серые лохмотья.

Николас захлюпал носом, чихнул – раз, еще раз.

– Доброго здоровьица! – гаркнул сверху Шурик.

Эхо было таким гулким, что Фандорин вздрогнул.

– Есть хабар? – нетерпеливо спросил весельчак, поворачивая фонарь то так, то этак.

Какая-то продолговатая куча на полу.

Присев, Николас смахнул рукой пыль. Скелет! Разинутый зубастый рот. Одежда истлела, лишь в чаше таза блестит медная пряжка, да меж позвонков посверкивают пуговицы. Вот они – «мертвые кости», которых Корнелиус бояться не велел. А всё равно жутко.

Чуть в стороне еще какая-то куча, поменьше.

Фандорин осторожно разгреб пыль (теперь уже не рукой, кроссовкой).

Волокна грубой сгнившей материи. Рогожа? Пожалуй. Как там было, в письме: «А Замолея под рогожею не имай души спасения ради»?

Что это блеснуло из прорехи нестерпимо ярким сиянием?

– Есть… – зачарованно выдохнул магистр. – Есть!

– Есть! – с удовлетворением повторил Шурик куда-то в сторону, непонятно к кому обращаясь.

Не прошло и секунды, как сверху донесся сочный звук неясного происхождения, нечто среднее между «шмяк!» и «хрусть!».

Николас обернулся и увидел, как на пол падают очки, а следом за ними свалился и сам Шурик. Он рухнул прямо на неподвижное тело архивиста, перекатился на пол и остался лежать ничком. На макушке из-под соломенных волос обильно сочилась черная кровь – прямо на глазах Шурик превращался из блондина в брюнета.

Фонарь, однако, не упал, остался, где был – на краю люка. Свет вдруг закачался, стал сжиматься и усиливаться, а потом превратился в узкий и яркий луч, светивший прямо в глаза ничего не понимающему Фандорину.

– Кто это? – крикнул Николас, закрываясь ладонью. – Игорь, Саша, это вы?