Альпийский синдром

Утром я проснулся с головной болью и мерзким ощущением, будто во рту коты ночевали. «Похмельный синдром, черт бы его подрал!» – подумал я и поискал глазами бутылку воды, которую все чаще держал на прикроватной тумбочке, под рукой. Но сразу наткнулся взглядом на Дашу. Она сидела на краешке кровати и смотрела пристально, не отрываясь. «Что? Смуглянка?..» – тотчас мелькнуло в голове, и я невольно огляделся, как если бы совершил вчера преступление, а уличающие меня следы не удосужился скрыть. Но ничего подозрительного не обнаружил: раздет, укрыт одеялом, у кровати – тапки, на тумбочке – вода в пластиковой бутылке. Тогда, ни слова не говоря, я отвернул пробку и стал жадно пить.

– Женя! – негромко позвала Даша, когда я напился.

– Что Женя? – отрывисто отозвался я, настраиваясь на отпор – слезам и упрекам, потому что ничего иного ожидать от нее не мог. – Был праздник, торжественное собрание и все такое. Представляешь, Горецкий выставлялся! Потом на работе выпили немного. Ну что?

– Орех ночью сломался. Один ствол откололся – тот, что над колодцем. Там, за окном, можешь полюбоваться…

– Как сломался? Я думал – сон… – воскликнул я и подорвался к окну, за которым на ослепительно-белом снежном полотне распростерлась громадина поверженного ствола с острым зубчатым разломом у корней и с хаотичным переплетением поникших веток. – Но мне снилось это сегодня!

И в самом деле, снилось: орех, посаженный еще моим дедом и ставший для меня талисманом, старый, с раздвоенными буквой «V» стволами, вдруг разломился и один из стволов рухнул, открыв нутряную пустоту, выеденную временем. И едва рухнул, как я умер. Но за мгновение до того перед глазами вспыхнул ослепительный свет, и вся прожитая жизнь обернулась и побежала передо мной вспять. И под конец этой жизни появилась Даша, такая нежная, такая… какой никогда ее не видел. «Миленький, – сказала она, и я, помнится, подумал, что она никогда так меня не называла. – Миленький, как ты? Нет, я живу хорошо! Там, где я теперь, там тоже жизнь, и домик на две семьи, и… Все хорошо, миленький! А кофе не наливай, мне нельзя – кофе, там кофе не пьют». И я вдруг пропал от ответной нежности к ней и от неизбывной тоски, потому что внезапно понял, все понял про это «там»… «А ее-то за что?» – хотел крикнуть я и проснулся.

– Снилось!.. – повторил я ошеломленно. – Мне все это – и про орех тоже – приснилось сегодня…

– Не к добру – и орех, и сон, – вздохнула Даша. – Раскололся надвое… Что-то недоброе должно случиться. Почему, Женя?

– А я откуда знаю? – в раздражении пристукнул я по оконному стеклу кулаком, стараясь отогнать тревогу и дурные предчувствия, растущие не только в ней, но и во мне, и во мне. – Ударилась в мистику? Что-то должно случиться! Скажи на милость, что именно?

Я еще раз двинул по стеклу, и оно жалобно задребезжало, вернулся в кровать, укрылся одеялом и оттуда рискнул встретиться с женой взглядом, уже ясно понимая, куда она гнет. И она спросила, глядя неотрывно, в упор, как умела делать в сложных жизненных ситуациях только она одна:

– Ты меня разлюбил, Женя?

Я проглотил подкативший к горлу ком и, пытаясь хоть как-то скрыть, что не выдерживаю ее взгляда, снова потянулся к бутылке с водой, но на этот раз пить не стал – отставил бутылку и спросил с фальшивой ухмылкой:

– С чего ты взяла?

– Была на днях у гинеколога. Она сказала – что-то с микрофлорой… Еще сказала: присмотрись к своему благоверному, у него завелся кто-то на стороне. У тебя есть кто-то на стороне, Женя?

Я обмер и на мгновение потерял дар речи. Но уже в следующий миг, с огромным усилием зажав трепещущее сердце в кулак, пошел в наступление – единственно возможное средство защиты для загнанного в угол лжеца.

– Чушь! Что за доктор? Кто такая? Лезут, лезут!.. Микрофлора!.. Мало ли от чего микрофлора!..

– Женя!..

– Я говорю, чушь! Как можно верить?

У Даши побледнело и опало лицо, губы сжались, и мне было видно, с каким трудом она заставляет себя продолжать этот убийственный разговор.

– Женя, не надо. Это, в конце концов, унизительно – то, что лжешь. Я давно думала: почему? Столько лет прожила рядом с тобой, а ты все сам по себе, сам по себе, в своей скорлупе, будто рак-отшельник. Почему так? Что я тебе сделала? Не любишь – отпусти. За что со мной так?

– Дашка, да что ты, в конце концов?! Дура набитая, вот же дура!

– Не кричи! У тебя роман с секретаршей? Не отрицай, нет ничего хуже вранья. У тебя роман с этой… Игорек проговорился. И я не знаю, что делать. Я люблю тебя, а теперь еще и ненавижу. Ты езжай, тебе пора на работу. Если не возражаешь, я сегодня переночую у мамы.

«Ну и ночуй! – едва не огрызнулся я, полнясь отчаянием и бессильной злобой. – Ночуй! А мне у кого ночевать прикажешь?.. Неужели все? Убью Игорька, выгоню к чертовой матери! Он, видите ли, проговорился! Скотина! А все ты, ты, Дашка!..»

Жена поднялась и вышла, но через секунду вернулась с моей рубашкой на плечиках, свежей и аккуратно выглаженной, и молча пристроила плечики на дверцу одежного шкафа.

28. Не пугайте страусов