Алпамыш

Видит, что порядка в конской сбруе нет, —

Истрепалась, ветхой стала за семь лет.

Алпамыш подпругу друга отвязал,

Очищать со сбруи пот и грязь он стал, —

Надо же коня в порядок привести.

Много всякой дряни завелось в шерсти, —

Стал ногтями шерсть усердно он скрести.

Нравится коню хозяина уход, —

Кротко он стоит и благодарно ржет…

А со стороны вершины Зиль сюда

Караван груженных камнем арб идет.

Много потрудясь и претерпев невзгод,

Арбакешей приближается народ.

Ехали-спешили, прибыли — глядят, —

Собственным глазам поверить не хотят, —

Думают: «Ужель мы все сошли с ума?»

Смотрят — на вершине лысого холма

Конь стоит, а рядом — человек один, —

Издали заметно — грозный исполин.

Кто же он, такой могучий великан,

Коль не Алпамыш, покинувший зиндан?

Чьими же руками он освобожден?

Для чего же этот камень привезен?

Каждый арбакеш смертельно устрашен:

«Этот Алпамыш — не он ли тот дракон,

С Зиль-горы пришедший на Мурад-Тюбе?

Пропадай в степи и кони и арбы!»

Покидая все на произвол судьбы,

Арбакеши эти, все пятьсот, как есть,

Пешие бегут — приносят в город весть…

Амальдары шаху весть передают:

«Алпамыш сбежал из ямы! — говорят, —

С ним и конь его, тот самый! — говорят:

Есть тому полтыщи очевидцев, шах!

Поскорей изволь распорядиться, шах!»

Окружить столицу! — шах дает приказ.

Запереть границу! — шах дает приказ;

Войску снарядиться! — шах приказ дает;

Изловить узбека — и вернуть назад

Или — насмерть биться! — шах приказ дает…

Переполошив и взрослых и ребят,

По столице трубы медные трубят,

Шахские гонцы во все концы летят,

И, вооружась, отряду вслед отряд, —

Конники-сипахи по степям пылят.

Вся страна в тревоге. Алпамыш сбежал!

Те, которым шах семь лет тому назад

Раздавал баранов из узбекских стад,

В ужасе теперь друг другу говорят:

«Счастлив, кто таких не получал наград!»

Увидев приближающееся калмыцкое войско, Алпамыш взял оружие в руки, на коня сел — и, на врага идя, сказал такие слова:

— Счастье, надо мной воспари,

Голову мою озари,

Недруга во прах изотри!

Враг мой, шах калмыцкий, смотри —

Трона и венца не лишись!

Силою моей устрашен,

Ты уже рассудка лишен.

Всех своих наложниц и жен,

Враг мой, шах, смотри — не лишись!

Мы тебя, злодей, сокрушим,

Голову отсечь поспешим.

Правишь ты народом большим, —

Подданных, смотри, не лишись!

Тяжек был твой гнет надо мной,

Дорогой заплатишь ценой.

Правишь ты большою страной, —

Царства своего не лишись!..

Ну-ка, вы враги-калмык

и

!

Силы ваши сколь велики!

Я, имея две лишь руки,

Ваши уничтожу полки.

Всем вам час последний приспел:

Кто из вас останется цел,

Тот мои увидит дела,—

Мир таких не видывал дел!

Я предостеречь вас хотел:

Ринусь в битву — мир изумлю,

Небо я над вами затмлю!.. —

На полки врагов он взглянул,

Скакуна-тулпара стегнул,

Повод на себя потянул, —

Выехал встречать калмык

о

в.

Словно разъяренный дракон,

Гневом на врагов он дохнул.

Не землетрясения гул

Поле боевое тряхнул, —

Это — изумления гул

Шахские войска всколыхнул.

Но пришли в себя калмык

и

:

Затрещали их мультуки,

Пули на майдане свистят.

Не страшась огня мультуков,

На неисчислимых врагов

Скачет исполин Алпамыш,

Против тысяч — один Алпамыш!

Пушки на майдане гремят,

Ядра на майдане свистят,

Но и сквозь огонь, и сквозь дым —

Скачет Алпамыш невредим!

Ну-ка, на него поглядим:

Пращники рядами стоят, —

Камни пращевые свистят;

Лучники рядами стоят, —

Стрелы боевые свистят;

Ружья кремневые палят,

Пушки огневые гремят, —

Алпамышу — все нипочем!

Врезавшись в ряды калмык

о

в,

Машет он алмазным мечом:

Правым развернувшись плечом,

Левым развернувшись плечом,

Головы он вражьи сечет, —

Кровь на поле брани течет,

Красное струится вино, —

Алпамыш-батыр его льет,

Шлемом золотым его пьет.

Видишь ты, каков исполин, —

С тысячами бьется один!

Кони ржут, и трубы трубят;

В яром гневе зубы скрипят;

Раненые смертно хрипят;

Головы и трупы врагов

Конские копыта дробят…

Бой неравносильный ведя,

Сам себя в бою не щадя,

Трупы калмык

о

в громоздя,

Бьется Алпамыш — и никак

Справиться не может с ним враг,

С грозным пахлаваном таким.

Не было отчаянней драк,

Не было храбрее вояк!

Видите, каков он, Хаким:

Словно заколдован Хаким, —

Тысячи ему не страшны,

Тысячи им устрашены:

Конные он рубит ряды,

Пешие он губит ряды, —

Грозным воплощеньем беды

Кажется врагам он своим:

Многие, в уме не тверды,

Думают: «Что сделаем с ним?

Наши ль не усердны труды?

Крови мы своей не щадим —

Льем ее обильней воды.

Чем же мы его победим,

Как его разбой прекратим?!

Истинно — он неукротим:

Пулями он неуязвим,

Ядрами он неистребим,

Камнем и стрелой не раним,

Меч-алмаз не властен над ним.

Дьяволом он в битве храним!

Конь его, проклятый Чибар,

Как и сам седок, невредим.

Что же мы, калмык

и

, глядим?!

Дальше биться — всем погибать!

Бестолку зачем погибать?!»

У трусливых такие слова,

У отважных другие слова:

«Нет тому причин, — говорят, —

Чтобы всем удрать! — говорят.

Нас — большая рать, — говорят, —

А узбек — один! — говорят: —

Быть того не может, чтоб он

Не был иль убит, иль пленен!..»

Кр

у

гом перестроив коней,

Сдвинулись калмык

и

тесней:

«Так, мол, дело будет верней:

Мы его в кольцо, мол, замкнем —

Будет он у нас на виду, —

Сызнова рубиться начнем, —

Тут и попадет он в беду!..»

Ринулись — гляди-ка, гляди! —

Что за силачи впереди:

Медная броня на груди,