Алпамыш

Грудь, что склон горы — широка,

Горным львом рыкающим стал,

Тигром устрашающим стал,

В пыль врагов превращающим стал.

Сорок, что один, в тот же миг —

Алпамышу вслед напрямик

Мчатся на врагов-калмык

о

в, —

Гром гремит от конских подков!

Их перед собой увидав,

Первенство в бою прогадав,

Калмык

и

камчами коней

Понукают, бьют все сильней,

Шумно на узбеков скача,

Поломав ряды сгоряча,

Звездами падучими став,

Овцами заблудшими став,

Скачут калмык

и

кто куда,

Воинами быть перестав.

Так они растерялись тогда!..

Храбрецы, пугая, кричат,

Трусы, убегая, кричат.

В Чилбир-чоле крик не смолкал,

Свист, батырский гик не смолкал,

Но куда б калмык ни скакал,

Хакимбек с отрядом своим,

Как дракой, его настигал,

Пополам мечом рассекал.

Тщетно враг спасенья искал.

Сеча тут большая была!

Пыль густым туманом плыла,

Словно весь чилбирский майдан

Обволок тот пыльный туман,

Словно от незримой луны

Стлался тот обильный туман.

Что ни холм и что ни шихан,

Что ни дол и что ни овраг —

Всюду многочисленный враг

Падал от булатов и пик, —

Жертвою узбекскою был!

Всюду Алпамыш их губил, —

Кровью весь Чилбир затопил,

Меч на их костях притупил,

Бранный обнаружив свой пыл.

Вот как Хакимбек воевал!

Он пощады врагам не давал,

Отдыха рукам не давал,

В деле брани был знатоком:

Он владел искусно клинком,

Пикою алмазной владел.

Так он воевал с калмык

о

м,

Со своим исконным врагом!

И джигиты-беки его,

Соревнуясь в деле таком

С доблестным своим вожаком,

Храбрость умножая свою,

Чудеса являли в бою:

Сорок против ста сороков,

Собственных голов не щадя,

Скопищам калмыцким грозя,

Мчатся на майдане степном,

Носятся в тумане ночном,

Яростными львами рыча,

Стычек с храбрецами ища,

В н

о

жны не влагая меча,

Головы дерущимся — прочь

Сносят, вправо, влево рубя,

Пиками бегущих губя,

Раненых конями топча…

Сколько калмык

о

в в эту ночь

Жертвами в степи полегло,

Сколько недобитых в ту ночь,

По земле чилбирской ползя,

Землю в смертной муке грызя,

За свое коварство и зло

Кару в том бою понесло!

Было велико их число.

Все-таки иным калмык

а

м

В грозном том бою повезло, —

Видимо, их чудо спасло:

Сохранили ноги они,

Выбрались к дороге они.

Там, соединившись в отряд,

В страхе и в тревоге они,

Так между собой говорят:

«Подкрепленья ждать, — говорят, —

Бой вторично дать, — говорят, —

Жизни не видать! — говорят: —

Лучше мы подальше уйдем…»

И пошли обратным путем…

Стало в Чилбир-чоле темно.

Беки говорят: «Все равно

Нам торжествовать суждено,

Шаху горевать суждено!

Кончена игра, — говорят,—

На покой пора, — говорят,—

Ночь темна, сыра, — говорят, —

Что нам без шатра, — говорят, —

После всех трудов ночевать?

Завтра уж с утра, — говорят, —

Выедем врагов добивать.

Будет сеча вновь, — говорят, —

Выпустим их кровь! — говорят.

Драться, — говорят, — нам не лень, —

Черный уготован им день!

А теперь на отдых пойдем, —

В замке эту ночь проведем.

Сурхаиль стара, — говорят, —

Скорбь ее остра, — говорят, —

С нами же вчера, — говорят, —

Так была добра! — говорят.

С нею посидим, — говорят, —

Долг ей отдадим, — говорят…»

Беки повернули коней —

В замок возвращаются к ней.

Возвратились они к Сурхаиль коварной, — с девушками веселую беседу завели. Взяли девушки в руки золотые чаши с вином, — и, заздравную песню запев, стали угощать беков.

— Из Конгратских пришедший стран,

Здесь едва не попавший в капкан,

Ринувшийся львом на майдан,

Жертвою мне стать за тебя,

Гость мой дорогой, мой султан!

В битве посрамивший врага,

Быстро разгромивший врага,

Ваша нам судьба дорога, —

Радоваться вам — не грустить,

Шаху дай вам бог отомстить!

В сладости вина, алияр,

Радость нам дана, алияр!

Я — страны калмыцкой тюльпан,

Тополя стройнее мой стан.

Ты — страны Конгратской буран,

Ты страны Байсунской гроза,

Гость мой дорогой, мой султан,

Сердцу моему ты желан, —

Как мне твое сердце привлечь?

Видел ли игривей глаза,

Слышал ли страстнее ты речь?

Радости желая тебе,

Чашу налила я тебе.

Или не мила я тебе?

Чаша велика, — тяжела, —

Ах, моя рука затекла!

Будь добрей, алияр, алияр,

Пей скорей, алияр, алияр!..

Волосы кудрявы у них,

Взоры так лукавы у них,

Платья — узкорукавы у них,

Тонкие платки на плечах,

Звонкие подвески в ушах,

Сколько оболыценья в речах!

Пери, гурий краше они,

Держат полные чаши они,

Сорок, что одна, хороши,

Служат не от всей ли души,

Не рабыни ль ваши они?

«Соблазнись, алияр, алияр,

Опьянись, алияр, алияр!»

Так красавицы эти поют.

Тонкий стан рукой подопрут,

Бровь игриво кверху взметнут,

Черными кудрями тряхнут, —

Просят выпить чашу вина.

(Каждая светла, как луна,

Каждая в тебя влюблена,

Сладкие у них имена,

Хороши красавицы всем, —

Бекам они нравятся всем.

Это ли не райский приют?

Гурии пред ними встают, —

Слаще соловьи не поют.

Девушки арак подают —

Со снотворным зельем арак!

Беки разгораются — пьют.

Кто не пьян, алияр, алияр,

Не желан, алияр, алияр!

Длятся эти соблазны всю ночь,

Беки пьют безотказно всю ночь,

Пьют, — и, балагуря всю ночь,

Обнимают гурий всю ночь.

Воина душа — широка,

Льется тот арак, что река, —

Трезвого из всех сорока

Больше ни единого нет.

Вот уже забрезжил рассвет.

Не подозревающий бед,

Пьет Хаким с весельем арак,

С тем снотворным зельем арак.

Если б знал, что близится враг!

Сколько ни подносят — он пьет,

Выпьет, — сам попросит — и пьет,

Удали не бросит он — пьет!