Когда я очухиваюсь, всё становится немного лучше. Ощущение, что то, что давит на меня, может быть моим телом, а не мешком мокрого цемента. Я открываю глаза. Мир представляет собой смазанное расплывчатое место, словно я смотрю на него из бутылки водки. Судя по тому, что я могу разобрать, я всё ещё под автострадой. Солнечный свет струится с обеих сторон проезда. Я перекатываюсь на спину. Моя левая нога покоится на смятом переднем бампере полицейской машины. Я фокусирую взгляд на этом единственном изображении. Моя нога и машина. Мир постепенно возвращается в фокус.
Машина больше уже не машина. Это большой металлический окурок, который какой-то гигант затушил в шестиполосной бетонной пепельнице. Я стягиваю ногу с бампера и даю ей упасть на землю. Я ожидал увидеть много крови, но её вообще нет. Проверяю руки. Никаких торчащих костей. Нащупываю оставленное в машине колено. Оно на ноге, ровно там, где и должно быть. Моя одежда даже не изодрана. Пластмассовый кролик лежит в песке возле головы. Поднимаю его и неуверенно встаю. Мустанг Салли была права. Я прошёл через Георгину и вышел наружу самим собой. Но где я?
Я по-прежнему на перекрёстке. Вроде как. Это не проезд из прошлого вечера. Это лишь проезд, и ничего больше. По обе стороны от него нет никакой автострады, лишь потрескавшееся дорожное полотно в обоих направлениях. Бетонная опора и машина наполовину засыпаны песком, словно были здесь сотню лет. На открытой местности солнце такое яркое, что я ничего не вижу. Единственное, в чём я уверен, так это в том, что это не Лос-Анджелес и чертовски уверен, что и не ад.
Я выхожу на свет через дальний конец проезда. Мне приходится закрыть глаза, пока они не привыкнут к яркому свету. Когда я могу видеть, здесь не на что смотреть, лишь песок и ещё раз песок. Большие волнистые дюны, изгибающиеся к маленьким дюнам. Они тянутся бесконечно. Между песчаными холмами ведёт убогая утоптанная тропинка. По обеим сторонам тропинки торчат несколько высохших ядовитых на вид кустов. Я возвращаюсь по проезду и проверяю другую сторону. То же самое. Я посреди чёртовой пустыни. И с этой стороны даже нет маленькой тропинки, так что я возвращаюсь на другую.
Когда я выхожу, то ухватываюсь за ржавое дорожное ограждение и забираюсь на участок Сумеречной Зоны автострады. Поперёк всех восьми полос подвешен дорожный указатель. Одна из опор рухнула, но он всё ещё читабельный. Усеянные отражателями большие белые буквы на зелёном фоне. Типичная картина калифорнийского шоссе. Указатель гласит:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КИВОК
НАСЕЛЕНИЕ 0
Второй указатель поменьше показывает туда, где миллион лет назад мог быть съезд. На нём написано:
РАЙ В 10 МИЛЯХ НА ЗАПАД
Стрелка внизу указывает в том же направлении, что и утоптанная тропинка. Я слезаю и отправляюсь в путь.
Горячо, как в жопе у дракона. Не пройдя и пятидесяти метров, я снимаю пальто и перекидываю через плечо. Я не на прогулке на свежем воздухе. Я окажусь на арене в любой из дней этого проклятия Майами — конкурса загара.
Появившаяся и засунувшая свои костлявые пальцы мне в череп Бава действительно выбила меня из колеи. Если что-то пошло не так, и я застрял в загробном коровьем городке где-то между Нигде и Нихера, это может быть моя вина.
Элис была кротом, снабжавшим Саб Роза данными о моей жизни и обо мне? Я на это не куплюсь. Это трюк из арсенала психологических операций, который провернул бы Мейсон. Затем он попросил бы Аэлиту рассказать Баве, потому что та из службы безопасности, а служба безопасности верит всему, что им говорит начальство или нимб.
Я в это не верю, но ангел никак не заткнётся на эту тему. Должно быть, Чёрная Георгина что-то перемкнула у него в голове. Я безрассудный в этом дуэте Лорела и Харди[164], но он в безумном потоке бормочет «А вдруг?». Могло так случиться? И это всё объясняет. Возможно, ангел не может справиться с тем, что находится по эту сторону смерти или что бы это ни было. Неужели я взорвал его крошечный пернатый мозг? Эта охота за сокровищами и так обещала быть достаточно непростой с нашёптывающей мне Маленькой Мэри Саншайн, но будет намного хуже, если я в итоге окажусь с пытающимся выбраться из моего черепа безумцем.
Простая истина заключается в том, что Элис не могла быть кротом. Я бы почувствовал, если бы она была Саб Роза. Элис — единственный человек, которому я никогда не врал и не лил говна в уши. Она единственный человек, которому я когда-либо действительно доверял. Это значит, что если она была такой, как говорит Бава, и я этого не заметил, то всё, во что я когда-либо верил о своей жизни или о себе, неверно. Мой человеческий отец, тот, которому досталась паршивая работёнка по воспитанию меня после того, как некий ангел по имени Кински обрюхатил мою мамашу, ненавидел меня. Однажды он даже стрелял в меня, когда мы охотились на оленей. Вот вам и бег отца с сыном на трёх ногах[165] на церковном пикнике.