Алоха из ада (ЛП)

Чего никто из адовцев, за исключением, может быть, Люцифера, не понимал, так это то, что когда я выходил в зону смерти, я сражался не с противником. Я сражался со всем адом. Убивая зверя или душу, я убивал каждого злобного вонючего адовца на свете. Нувориши с трибун приходили ради драки. Я же там находился ради истребления, и каждый раз, когда убивал их, было ощущение рождественского утра. Вот чего я не хочу, чтобы Кэнди видела. Там в Лос-Анджелесе мы говорили о том, чтобы вместе быть монстрами, но это не то же самое. У меня нет никаких проблем с моей лос-анджелесской монстровой частью, но мне не хочется, чтобы она видела то чудовище, которое появляется, когда я настоящий Сэндмен Слим.

Я не хочу смотреть на Берита и других бойцов со свинцовыми ногами. Я знаю, как всё будет. Мне не хочется снова это видеть. Ангел хочет, чтобы я выкрикнул Бериту какую-нибудь стратегию или подбодрил его. Но для него уже слишком поздно. Он оседает в пыль и меньше чем через минуту исчезает. Толпа приветствует победителей, но ликование становится ещё сильнее, когда охранники уколами ножами в спину добавляют им энтузиазма. Адовский юмор не назовёшь утончённым.

Мне хочется выбраться отсюда, но я не хочу быть растоптанным сотней вооружённых адовцев. Я оглядываюсь в поисках хорошей тени. Здесь есть одна на земле в дальнем конце загона. Я подхожу, стараясь выглядеть так, будто меня сейчас стошнит. Когда я ступаю ногой в темноту, земля оказывается твёрдой. Банда набросила на это место антихуду покров. У меня не получится воспользоваться здесь какой-либо приличной магией. Каким будет план Б? Мой любимый выбор — спрятаться, но в этом обезьяннике все пытаются за кого-нибудь спрятаться. Это самая печальная кадриль, которую вы когда-либо здесь видели.

На мне всё ещё пальто и худи, так что мои руки человека скрыты. Я ощупываю пальто. Наац всё ещё на месте. Так же, как и нож, камень Люцифера, пластиковый кролик и кристалл Мунинна. Проверяю ногу. Пистолет по-прежнему примотан к лодыжке. Должно быть, банда просто зашвырнула меня на платформу. Отлично. Это означает, что они пьяны или просто дураки. Мне нравятся дураки. Дурак предоставляет множество возможностей.

Вместо того, чтобы прятаться в дальнем конце, я направляюсь к воротам, когда охранники возвращаются, чтобы швырнуть волкам кого-нибудь ещё. Двое ближайших охранников оглядывают меня и шепчутся друг с другом. Один из собеседников жестом приглашает меня подойти ближе, так что я оказываюсь прямо напротив ворот.

Он приближается ко мне. У него болезненно-зелёный цвет лица и разбитая скула. В одной руке длинная дубинка — обтянутый кожей кусок гибкого металла. Когда мы оказываемся близко друг к другу, он протягивает руку между воротами и толстым концом дубинки бьёт меня в лицо. Охранники чуть не надрывают животы, глядя, как я держусь за разбитый нос. Он делает шаг вперёд, прижимается лицом к пространству между воротами и плюёт в меня. Я разворачиваюсь и наношу ему удар кулаком под подбородок. Его тело обмякает. Я протягиваю руку между воротами, обхватываю его за затылок, а другой рукой за горло и тяну. Ворота прогибаются, и он начинает проскальзывать внутрь. Остальные охранники набрасываются на него, таща обратно. Ворота расходятся, когда я протаскиваю его голову и верхнюю часть плеч, словно он рождается из перекрученной проволоки и стали. Забавное перетягивание каната мы затеяли. Может, так и были изобретены жирафы?

Охранники объединяют усилия и делают хорошо скоординированный групповой рывок. Я вцепляюсь мёртвой хваткой и упираюсь пятками, но они волокут нас обоих к воротам. Я не могу удержать охранника, но и не хочу его отпускать. Когда я понимаю, что они вот-вот заберут его у меня, то наклоняюсь, основательно вцепляюсь зубами и отпускаю его. Охранник вылетает из ворот, словно из цельнометаллической рогатки, и приземляется, прижимая руки к лицу, крича и кашляя кровью. Я жду, пока остальные охранники посмотрят на меня, и выплёвываю его нос на землю перед ними. Я жду, что они бросятся на меня, но те сбиваются в кучу. Их приятель лежит на земле и кричит, но они уже забыли о нём.

Неразбериха длится недолго. Один из охранников берёт на себя командование и подзывает пару других, чтобы те забрали потерявшего нос идиота. Начальник охраны подходит ближе к воротам, но вне досягаемости укуса. На нём фальшивая форма военного/сотрудника правоохранительных органов, из тех, что носят охотники за головами. Она придаёт им видимость власти, но недостаточно похожа на какую-либо конкретную форму, чтобы быть арестованными за то, что они выдают себя за офицера. Печально, что в наше время продают форму мудакам.

— Подойди сюда, — говорит он.

Я не двигаюсь.

— Подойди сюда.

— Мне плохо слышно тебя оттуда, Оди Мёрфи[240]. Подойди чуть ближе.

Он подаёт сигнал остальным охранникам. Они достают свои пистолеты и дробовики и направляют их на меня.

— Я собираюсь открыть ворота, и ты пойдёшь со мной.

— Что, если ты забудешь сказать: «Саймон говорит»[241], а я нет?

— Мои люди перестреляют всех остальных в загоне.