– Я тоже.
И скрылась в каюте. Сум нашёл на палубе угол, где присесть. Уронил голову на сложенные руки, будто спит. И плачет. Реки тихих слёз. Он ещё не знает, что этот новый переход – первый шаг к встрече с семьёй.
Потому что в тот же самый миг, в Сан-Доминго, маленькая девочка, которой ни Сум, ни Альма, ни Лам не знают, толкает дверь в хозяйскую усадьбу в «Красных землях».
Мебель вся в чехлах из белого полотна. Никто не заходил сюда с тех пор, как Амелия Бассак и мадам де Ло уехали.
Девочке два года. Она идёт к столу, встаёт на цыпочки и видит клетку. За прутьями – неподвижная птица. Девочка осторожно тянет на себя клетку, открывает дверцу, засовывает внутрь руку. Потом медленно идёт назад, будто по канату. В руке она держит крохотную птичку. И вслушивается, как бьётся её сердце. Этот звук и привлёк её. Живое сердце, забытое в доме.
На пороге девочка останавливается, закрывает глаза.
– Лилим… Что ты здесь делаешь?
Нао стоит внизу, под верандой. Она смотрит на дочку.
– Я тебя всюду ищу.
С тех пор как Луи Крюкан остался единственным хозяином в «Красных землях», Нао живёт в страхе.
Лилим открывает глаза. Что-то вспархивает из её рук зелёной чертой и исчезает в небе. Мать хватает её за ладошку, ещё пылающую метой целителей.
И наконец, Лам сидит в самых Низовьях реки, в самом отдалённом уголке южной Луизианы. Он смотрит на проступающую на земле карту. Палка указывает в её центр.
– Здесь всё начнётся, – говорит стоящий перед ним человек. – Ручаюсь. На острове Сан-Доминго.
Говорящего зовут Катон. На нём чёрный костюм и круглая шляпа, отороченная змеиной кожей. Он сидит у огня перед хижиной. Собравшиеся вокруг женщины и мужчины слушают.
Лам смотрит на остров, который тот рисует. Остров похож на рыбу.
– Если беды для нашего брата однажды где-то закончатся, то именно там, – говорит Катон. – А белые и не догадываются. Они думают, что этот остров – венец их величия.
Он втыкает палку острову в жабры. И продолжает:
– Если бы мне снились по ночам кошмары, то в них я просыпался бы белым на Сан-Доминго. Я ворочался бы в мокрой от пота постели. И у меня мелькала бы мысль: «На моём острове пятьсот тысяч темнокожих и двадцать пять тысяч белых». И я бы вскакивал в страхе. Я бы думал: «Нас в двадцать раз меньше, чем их». Дрожа, я зажигал бы свечу и видел, что вокруг моей кровати стоят двадцать вооружённых женщин и мужчин. Вот каким был бы мой кошмар белого человека!
Все слушают его, посмеиваясь, и только у Лама вид очень серьёзный.
Говорят, мать Катона была индианкой из племени Чокто, а отец – темнокожим рабом. Он покупает у Лама и его товарищей ивовые корзины, которые те плетут, а затем продаёт их на рынке в Новом Орлеане. Он связывает их вместе и везёт на лодке. Навьюченная целой горой корзин, она напоминает воздушный шар.
– Помолчи, Катон, – говорит одна из женщин, указывая на рисунок на земле. – Не заражай этими мыслями Лама.
Ей чуть больше двадцати. Она смотрит в огонь, и на щеке её видны вырезанные ножом буквы. Она полновластная предводительница этой общины маронов – беглых рабов, тайно живущих в болотах Низовий. Год назад Дус прискакала сюда на Дымке вместе с Ламом, застав лишь разорённые хижины. Они искали бунтовщика Сен-Мало, его сторонниц и сторонников и среди них – подругу Дус, юную Молли, но всех их давно повесили перед собором Святого Павла.
Дус с Ламом отстроили хижины заново, вместе с присоединившимися к ним беглецами. Создали своё сопротивление. Их земли простираются от озера Борн до бухты Баратария. Вода здесь так перемешана с сушей, что охотники за рабами не отваживаются сюда заходить.
Но Лама такая невидимая жизнь не устраивает. Мета воина крепнет у него внутри. Он хочет биться. Лам смотрит на полтора десятка сидящих у огня людей. Они живут, точно воры в тайном притоне, хотя это у них всё украли.
Лам оглядывается на Дымку. Лошадь и мальчик смотрят друг на друга с вызовом в тени костра. И Лам возвращается к острову Сан-Доминго, который Дус стирает босой ногой.
Альма с Жозефом простились со «Счастьем». Они помогли перетащить бочки с вином на другое судно, которое пересечёт Ла-Манш и причалит в Портсмуте, на противоположном берегу. И сами сели на него же.
Перегруженное судёнышко скользит в утренних лучах мимо острова Уайт к побережью. Оно минует песчаную отмель, где покоятся обломки кораблей. Путь прошёл спокойно. С тех пор как они покинули Париж, всё на удивление легко.
Из-за отлива судно идёт осторожно. Альма впервые разбирает название на корме затонувшего корабля. Она умеет читать! Она сидит на носу рядом с Жозефом, свесив ноги за борт.
Солнце встаёт справа. Она читает опять:
– Же… лан… ная. А что значит «Желанная»? – спрашивает она.
Жозеф не отвечает. Он смотрит на неё.
До Альмы доходит смысл слова. Смутившись, она смотрит вперёд, на вход в Портсмутскую бухту.
Им не терпится ступить на берег и помчаться галопом на север, в Ливерпуль, попутно осваивая собственные уроки свободы: читать и скакать верхом.
47
Назвать имя