Альма

Альма с огромным любопытством рассматривала колючих зверьков, а они её вроде и не замечали — так были заняты своим делом. Правда, первые дни иногда поднимали колючки и сворачивались в клубки, но быстро привыкли к моей подружке и топали прямо перед её лапами.

Чтобы разнообразить меню ежей, я на ночь ставил у террасы миску с кашей — по утрам миска оказывалась пустой. Альма, умница, к миске не подходила, только издали принюхивалась — прекрасно знала, для кого я оставляю еду, и перед сном всегда проверяла — не забыл ли я положить кашу?

А на наших елях появились десятки шустрых белок. Словно язычки пламени, они носились по ветвям с шишками в зубах — делали заготовки на зиму. Некоторые из белок собирали упавшие шишки на участке — спрыгивали на землю с нижних ветвей дерева, хватали шишку и стремглав неслись по стволу в гущу еловых веток.

Альма прямо-таки любовалась ловкостью белок — то и дело задирала голову и кивала мне, указывая, где находится тот или иной зверёк. А когда белки перепрыгивали с дерева на дерево, прищёлкивала языком от восторга и, оборачиваясь ко мне, подавала голос: — Видал, какие трюки?! Мы с тобой такое не смогли бы исполнить.

Альма обладала редким качеством — умела ценить чужое мастерство.

Под жильё белки использовали чердаки, а некоторые, особо смышлёные, и скворечники. Белкам я тоже оставлял еду — раскладывал на террасе грибы и орехи. Альма бдительно следила, чтобы на террасе постоянно лежало угощение для белок — как только оно исчезало, звала меня. Она заботливо относилась ко всем животным. Случалось, из своей миски вынимала самые лакомые куски мяса и относила в миску у террасы. Она прежде всего думала о других, а потом уж о себе. Даже со мной во время завтрака, обеда или ужина она никогда не начинала есть первой; подходила к миске и косилась, боковым зрением посматривала на меня — ждала, когда я сяду за стол; и не прикасалась к еде, пока я не начну есть. Такая оказалась воспитанная собачонка. Кто её воспитывал, я не представлял, поскольку не знал её родителей. Девчонка, которая её подобрала, — не в счёт. Вряд ли она могла чему-то научить щенка за два дня. Про птичницу и Тихона и говорить нечего. Но вскоре мне открылась тайпа рождения Альмы.

Глава двадцать вторая Наш двор

Я живу в Тушино, недалеко от Кольцевой дороги на улице Свободы, самой длинной в городе. Свободы у нас полно — большой парк и Москва-река с пляжем и речным вокзалом на противоположной стороне. Но и шума у нас хватает — по улице катит немало машин. Хорошо еще, что дорогу обрамляют липы, они немного поглощают шум.

Наш дом — обычная пятиэтажка; перед домом тополя и берёзы, а между ними — сирень, достающая до моего второго этажа; весной я нюхаю цветы прямо с балкона. И во дворе у нас тополя и берёзы, и есть детская площадка с качелями, и хоккейная коробка, и площадка для "тусовки" собак. Но, как и во всех дворах, у нас десятки "ракушек", которые, понятно, не украшают, а уродуют двор.

Квартира у меня двухкомнатная, маленькая, немного захламлённая. Приятели всё спрашивают, когда я сделаю ремонт? А меня вполне устраивает и такое жильё. Главное — у меня есть большой рабочий стол, книги и пианино, которое осталось от покойной матери. Раз в год я сажусь за инструмент и пытаюсь вспомнить кое-какие мелодии, но у меня мало что получается.

Альме моя квартира понравилась. Конечно, пространство не то, что на участке, и воздух не тот, и звуки не те, но зато в холодные дни не надо топить "буржуйку" и в слякоть после прогулки можно вымыть лапы тёплой водой, и выход на прогулку всего через два лестничных пролёта, и хороший обзор улицы с балкона, и магазин под боком, а не в Алёхново. Ну и конечно, хвостатых собратьев, кошек и птиц, не меньше, чем в посёлке.

Кошки обитают в подвале нашего дома, а голуби — на чердаке. И тех, и других подкармливают сердобольные старушки и старички, вроде меня. Кошки в основном вылезают из подвалов с наступлением темноты, а голуби, понятно, весь день летают и разгуливают вокруг дома; доверчивые, беспечные птицы, наевшись, устраивают игры в воздухе — планируют, кувыркаются и, сложив крылья, падают вниз. Случается, некоторые слишком увлекаются и не успевают у земли расправить крылья, и разбиваются.

Одного такого полуживого летуна я подобрал и лечил несколько месяцев в ящике на балконе. Когда он поправился, я "окольцевал" его — обвязал одну из лап мягкой зелёной ниткой — и выпустил на свободу. Странное дело, больше я не видел его. Сколько ни разглядывал голубиные стаи, своего пациента не находил. А поздней осенью, довольно далеко от дома, Альма подвела меня к вороху опавшей листвы. Среди листьев я заметил голубиные перья и чуть в стороне скелет птицы, на одной из лап была зелёная нитка. Как погиб мой голубок, не знаю. Возможно, всё же разбился, ведь он любил поиграть в воздухе.