— Мистер Лось, все это старые представления американцев о стране большевиков, и относятся они примерно к началу вашей революции, — с необычайной вежливостью разъяснил Саймонс. — Теперь этих взглядов никто в Америке не придерживается. Разве в каком-либо захолустье. Этот журнальчик сохранился у Томсона, я взял его ради шутки. Да и сам Томсон вряд ли верит во все это.
Но Лось уже не слушал Саймонса, поглощенный «оригинальной» иллюстрацией. Он молча разглядывал рисунок, укоризненно покачивая головой.
Чарльз Томсон вошел боязливо, с растерянным лицом. У него были основания бояться Лося.
— Гуд ивнинг![37] — тихо проговорил он.
— Добрый, добрый вечер, мистер Томсон! — ответил ему по-русски мистер Саймонс и предложил раздеться.
— Мистер Томсон, — сказал Лось, — вам говорил мистер Саймонс, что вся торговля здесь находится в руках «Норд компани»?
— О йес! — испуганно ответил Томсон, выслушав перевод Жукова.
— А между тем мне сообщили, что вы продолжаете покупать пушнину у местных охотников! Правда это?
Чарльз Томсон помолчал под испытующим взглядом Лося.
— Мистер Жукофф, пожалуйста, передайте начальнику, что я действительно за это время купил сорок три песца и три сиводушки… Передайте, что эту пушнину я принял за старые долги.
— Мистер Томсон, если мне станет известно, что и впредь вы будете скупать пушнину, я наложу на вас большой штраф, — строго сказал Лось.
Томсон с облегченным сердцем молча закивал головой.
— А эти сорок три песца и три сиводушки, как незаконно купленные, сдайте в Управление уполномоченного ревкома. Андрюша, выпиши ему квитанцию. И передай ему, что я запрещаю собирать пушнину за старые долги.
Чарльз Томсон ожил: как счастливо он отделался!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Утром пришли каюры. Лось попросил Саймонса напоить их чаем и, одевшись по-дорожному, вышел из дому.
Из-за горы поднялась огненная луна и отбросила длинную тень. Обозначились силуэты остроконечных гор, и казалось, что они наклеены на нижнюю часть неба. Стоял крепкий мороз. Тишина. Лишь хрустел снег под мягкими подошвами проходивших людей. И этот хруст уносился далеко-далеко…
Море сковали льды, и оно покоилось словно под гигантским темно-голубым покрывалом. Одинокие ропаки[38] стояли, как молчаливые стражи. Все кругом молчало. И будто сама суровая природа охраняла этот великий покой Севера.
— Какая тишина! — проговорил Лось, настороженно прислушиваясь и надеясь поймать хоть какой-нибудь звук.
Но вот завыла где-то собака, другая, третья, и вся свора псов стойбища подхватила и затянула такой душераздирающий концерт, что Лосю стало не по себе. На миг вой оборвался, и опять где-то вдали послышался тонкий протяжный голос «запевалы». И с новой силой в разных концах завыли псы.
На переднюю нарту со своим каюром сел Андрей, на вторую — Лось. Они завернулись в меха, плотно затянули капюшоны, оставив маленькие щелочки для глаз, и вверили свою жизнь каюрам.
Каюры, подбежав к нартам, весело закричали:
— Тагам, Тагам![39]
И собаки помчались по заснеженному берегу.
Прислушиваясь к хрусту снега под бегущей нартой, Лось думал: «О, я не уеду отсюда, пока не перестрою всю жизнь в этом суровом крае. Выпишу свою Наташу, и она с таким же упоением будет работать здесь, как этот бескорыстный парень Андрей Жуков. Удивительный человек! Его совсем не интересуют деньги. Он весь в работе. Все помыслы его — как бы устроить жизнь этих обездоленных людей».
Неслышной поступью бегут собаки вдоль скалистого берега. Нарта скользит по ровному, как стол, запорошенному снегом льду. Дует сухой ветер. Малахай плотно облегает голову, но какие-то неясные звуки врываются в уши, вибрируют…
— Слушай, Лось! Скалы поют! — кричит каюр.
Каждый выступ отвесной скалы, каждый маленький утесик по-своему принимает на себя удар ветра и издает свой, особый отзвук. Слышится странное, самых различных тонов, гудение. Поют вековые скалы.
Вдоль скал ветер несет хрустящую каменную пыль, она с металлическим шелестом разносится по льду и остро бьет в лицо и слепит глаза — каменная пурга. Дорога усыпана обвалившимися со скал камнями — результат извечной работы воды и ветра.
— Смотри, Лось! Это новый мыс! — охотно рассказывает каюр. — Здесь упала скала. Гул был слышен даже в Лорене. Лед разбило. Рыбы много наглушило. Нартами возили.
Лось с изумлением рассматривает тысячетонные обломки скал редкой красоты. Как будто эти огромные камни кто-то выпилил, отшлифовал, но еще не уложил как следует.
В ущелье, на берегу моря, стоит яранга. Грустное чувство вызывает она своим одиночеством.
— Почему он живет здесь один? — спрашивает Лось.
— Любит так, — отвечает каюр.
Заметив жилье, собаки рванули: конец пути. Каюры закурили вместе с хозяином одинокой яранги, о чем-то поговорили и тронулись дальше.