Алиса Длинные Ноги

— Барыня! Белая в белом – белое золото вы, платина – не нагляжусь, в переписку с вами вступила бы, ножки облобызала словами за вашу красоту, вырвала бы своё сердце замершее и вам преподнесла на розовом блюде из кости фламинго, – Аделаида подластивалась к хозяйке, дрожала, боялась опалы – тогда на кухню, в людскую; Анна Антоновна добрая, но за ошибки спрашивает строго, её принципиальности в Институте Благородных Девиц обучили: Принцессе – Принцессовское, кухарке – щи с солониной. – Потешу я вас, расскажу о развратном воришке, подобных рассказов вы в благородном заведении не услышите, вздорное это, низменное, но связь с народом важна, чтобы вы видели пропасть – ад ей имя – между вами и букашками на ярмарке.

Давеча Агрипка и я на ярмарку ходили, руки протягиваем, играем в утопленницу и корабль — занимательная игра, но не для вашего сословия, вы на пианинах и арфах дух возвышаете, виноградник в душе поливаете, приказы отдаете Вселенной.

Стыдно вспоминать, но воришка карманный – чумазый, лет семьдесят ему, труха сыплется из портков, в карман Агрипке залез, ворочает, погано дышит, низкопробный барышник с конским лицом.

Агрипка смеется – он в карман капкан на крысу нарочно положил – против воров, и воришка попался в капкан: кричит, руку дергает, будто сома из штанов помещика – что вам до помещиков — сельские люди, не вам чета – вытаскивает.

Выхватил ладонь, а капкан злой собакой на руке висит, зубьями пальцы воришке раскрошил, цинично выглядит с белыми косточками – будто два чистых балаганных кловуна индюка за трапезой откушали – сожрали.

Народ потешается, другие карманные воришки присмирели, увидели агрономию в действии, обвисли сучьями старого сада.

Старичок мошенник с раздробленной рукой убежал – потеха, молоко от смеха скисло! — Аделаида опустила руки, присела с поклоном, неблагородно, но угодливо – честь по чести.

— Удачное ты рассказала, Аделаида, от простолюдинки поэмы я не ожидала; ящерицу из рукава мне в купальню подбросишь – я не удивлюсь, жизнь черни кончается с заходом солнца.

Вы превращаетесь в вурдалаков, а мы — благородные моральные девушки – факел знаний и просвещения несём, поэтому ночью нам всё видно, даже самые потайные уголки в бальных залах, где господа – источник мудрости; дамы – облака!

Воришку следовало наказать – в клетушку посадить, чтобы каждый торговец в мошенника спицу воткнул – других ворам в назидание; без прогулок возле клетки с убийцей жизнь торгового люда теряет смысл – так теряется миленький зайчик в лодке деда Мазая.

С дедом Мазаем я бы в лодке прокатилась, он – историческая личность: грязный, в малахае, но вошёл в легенду наравне с диким рыцарем в тигровой шкуре – Мцыри!

Пушкина, Александра Сергеевича на балу видела – мадеру он пил – некрасиво, с причмокиваниями, но – талант, образец романтики, когда каждая строка сияет золотом.

АХ! Аделаида, негодница с аллергией на античное искусство!

Зачем ты мне козлиную шубу в ванну подложила – падучей моей желаешь, батрачка?

Насмехаешься над утонченной институткой, сравниваешь чёрный мужицкий тулуп с золотом моих волос на лобке – гильотина тебе на ужин!

— Нет в ванной козла и его тулупа, барыня!

Бредите, от переутомления с арфой у вас видения; вы не гадалка, но дым вас сознания лишил – так лягушка-путешественница удивляет дельтапланеристов! – Аделаида подбежала к ванной, взглянула, охнула, прикрыла ротик маленькой теннисной ладошкой — драгоценные камни считать в этой ладошке, и упала белым лебедем в обморок.

Графиня Алиса Антоновна задумала побранить горничную и даже ущипнула бы её за верхнюю губу, но тулуп в ванной ожил, будто мертвец после живительного дождя.

Между ног графини Алисы Антоновны возникла из ниоткуда волосатая чёрная лапа, шарила с настойчивостью дознавателя из следственного комитета.

Вынырнула голова – рыло, рога, удивительная усмешка едкого синильного сарказма и Вселенского превосходства:

— Браво, графиня Алиса Антоновна!

Если швырну в вас сейчас вишневую косточку или малахитовую шкатулку, разгрызёте обязательно – злости у вас хватит – затОпчите Америку.

Ножки ваши балетные: ступни маленькие, но пройдутся по городам, по хижинам хлопковых рабов – мама путешественника Афанасия Никитина воскреснет и подивится вашим ногам.

Блистаете в свете Авроры, нагая, обворожительная – портрет Горгоны Медузы с вас написал бы – комплимент, а не оскорбление, потому что уважаю Горгону Медузу за шаловливость в движениях и неподвижный ум в уголках лукавых глаз члена-корреспондента Академии наук России.

Перси ваши – персики, ножки – канаты корабельные, столь дивных стройных длинных ног я даже в кунсткамере не видел; ослепили меня прожекторами, поэтому – стакан на ощупь нахожу, лапы дрожат, поднимаю и пью, будто верблюд в ресторане Макдоналдс.

Для вашего грехопадения окончательного — сходим в Макдональдс, графиня, не одевайтесь — обнаженаня станцуете на столике среди гамбургеров и ватных стаканов с кока-колой!

Успех ожидает вас грандиозный, французский, в учителя в Университет имени Ломоносова вас позовут, голое женское тело – талант, а ваше — гениальность!