— Вот как? — ответил на это Маркус Айзексон, и его темные глаза, разделенные выдающимся носом, наполнились опасением. — Это ведь… я надеюсь, это не какая-то проверка? Я знаю, никому в Управлении ее не миновать, но… в конце концов, делу уже три года, и судить о нас по нему не очень справедливо.
— Не то чтобы мы не отдавали себе отчета, что дело по-прежнему открыто, — быстро добавил Люциус, утирая со лба капли пота. Официанты тем временем спешили к нам с блюдами устриц, а также бокалами хереса и темного пива.
— Успокойтесь, детектив-сержанты, — сказал Крайцлер. — Это не проверка. Вы здесь именно потому, что не имеете ничего общего с теми субъектами в полиции, кои вызвали к жизни нынешние контроверзы. — При этих словах оба Айзексона шумно вздохнули и решительно атаковали херес. — Вы ведь, — продолжил Крайцлер, — насколько я понимаю, не входили в число любимчиков инспектора Бёрнса?
Братья переглянулись, и Люциус кивнул Маркусу, который ответил:
— Нет, сэр. Бёрнс исповедует методы, которые мы считаем… скажем так, устаревшими. Мой брат… детектив-сержант Айзексон и я — мы оба получили образование за границей, что вызывало крайнее подозрение инспектора. Как, впрочем, и… наше происхождение.
Крайцлер кивнул: ни для кого не было секретом, как старая гвардия Управления относилась к евреям.
— Ну, в таком случае, джентльмены, — произнес Ласло, — предлагаю поведать, что именно вам сегодня открылось.
После небольшого спора относительно того, кому первым надлежит докладывать, Айзексоны сошлись на том, что слово будет предоставлено Люциусу.
— Как вам известно, доктор, мало что можно сказать после исследования тел в последней стадии разложения. Тем не менее я склонен полагать, что нам удалось обнаружить пару фактов, ускользнувших от внимания коронера и детективов. Начнем с причины смерти… прошу прощения, мисс Говард, вы разве не намеревались все записывать?
— Мысленно, — улыбнулась она. — Позже я перенесу все на бумагу.
Ответ не удовлетворил Люциуса, и он, прежде чем продолжить, нервно посмотрел в ее сторону:
— Да. Так вот, насчет обстоятельств смерти… — В этот момент появился официант, убравший поднос с устрицами и заменивший его на зеленый черепаховый суп
Таков обычный вывод, если вам достается тело с перерезанным горлом. Но я практически сразу обратил внимание на обширные повреждения в области гортани — особенно что касается подъязычной кости, которая в обоих случаях была сломана. Что, в свою очередь, указывает на удушение.
— Что-то я не понял, — сказал я, — зачем убийце перерезать горло жертвам, если он уже задушил их?
— Жажда крови, — просто ответил Маркус, хлебая суп.
— Да-да, жажда крови, — согласился Люциус. — Не исключено, что он заботился о том, чтобы на его одежде не осталось следов преступления, поскольку ему еще предстояло сбежать, не привлекая к себе излишнего внимания. Но этому человеку необходимо было увидеть кровь, или, как вариант — ощутить ее запах. Некоторые убийцы признавались, что запах крови действует на них сильнее, чем ее вид.
К счастью, я уже закончил суп, так что последнее замечание не слишком сказалось на состоянии моего желудка. Я посмотрел на Сару, но та проглотила последнюю реплику братьев с невозмутимостью, достойной уважения. Тем временем Крайцлер продолжал изучать Люциуса, и лицо его выражало искреннее любопытство.
— Таким образом, — сказал Ласло, — вы предполагаете удушение. Замечательно. Что еще?
— Еще кое-что насчет глаз, — сказал Люциус, откидываясь назад, чтобы официант смог забрать его пустую тарелку. — Эту часть в отчетах я не очень понял.
В этот момент нам подали весьма аппетитные
— Прощу простить меня, доктор, — тихо вмешался Маркус, — но я не могу промолчать: еда просто восхитительна. Я никогда не пробовал ничего подобного.
— Польщен, детектив-сержант, — ответил Крайцлер. — Но это лишь начало. Вернемся же к нашим глазам.
— Верно, — сказал Люциус. — В полицейских отчетах сказано что-то насчет птиц или крыс, уничтоживших глаза жертв. И коронер предпочел вынести именно такое заключение, что в данных обстоятельствах весьма необычно. Даже если бы тела находились на открытом пространстве, а не в запертой водонапорной башне, разве пожиратели падали удовольствовались бы одними глазами? Но еще больше озадачили меня явные метки, оставленные ножом.
Крайцлер, Сара и я перестали жевать и переглянулись.
— Следы ножа? — тихо переспросил Крайцлер. — В отчетах не было ни слова о следах от ножа.