Алиедора

Алиедора больше не смотрела на творившееся вокруг. Глаза подняты к небу, где среди мерно сеющих снежок туч извивается, ныряет и вновь появляется Белый Дракон.

– Ты всё правильно сделала… дочурка, – сказала Тьма.

– Конечно, – поддержал её Дракон. – Всё правильно. Они должны уйти с твоего пути – тебе шагать дальше, а им… им отправляться ко Мне.

* * *

Алиедора медленно брела по двору замка Венти, пинками отбрасывая оказавшихся на дороге дохлых многоножек. Бой кончился, варвары владели крепостью, хотя их и осталась треть от начального числа. Когда, в какой миг твари Гнили набросились на них, когда чуть ослабла воля доньяты, указывавшая им и гнавшая их вперёд, – Алиедора не помнила. Сперва-то она и вовсе решила, что варвары в безопасности от тварей Гнили, они же сродни; и потому настоящим шоком оказалось зрелище молча рухнувшего в жёлтый поток северянина.

Во всяком случае, уцелевшие северяне молча кланялись ей в пояс, и непохоже было, что судьба погибших товарищей их сколько-нибудь опечалила. Они погибли по воле Дракона милостивого, милосердного, и, значит, так надо. Капля Его крови забрала их жизни, послала к Нему по великой дороге, и воину достойно радоваться участи товарища, надеясь при этом, что он сам встретит такой же конец.

Наверное, они так думали. Наверное, они в это верили.

Как же пусто внутри. Ничего не осталось. Она сама выжгла собственный дом. Вызвала многоножек, подчинила себе Гниль. Вот они, защитники, – груды пустых окровавленных доспехов.

Мама. Нянюшка. Сестрички. Братья.

Почему все эти слова потеряли смысл?

«Я не видела, как они умерли. Милосердные Дракон и Темнота скрыли это от меня…»

– Ну почему же, – тут же всплыл холодный ответ. – Забыла, кто ты, капля Моей крови? Ты способна видеть глазами каждого из сотворённых твоей волей существ. Стоит только захотеть.

«Нет, я не хочу!» – беззвучно закричала Алиедора, но было поздно.

…Мама – она отбивалась как могла, подхватив чей-то клинок, и всё кричала, кричала, до самого конца: «Убейте ведьму!»

Убейте ведьму.

– А ведь она тебя узнала, – прошептала на ухо Тьма.

«Почему?» – простонала Алиедора, корчась от боли так, словно её саму раздирали сейчас бесчисленные крючковатые челюсти многоножек.

– Как может мать не узнать собственное дитя, взглянув ей в глаза? Пусть даже ребёнок грязен и нечёсан, всё равно. Твоя мать хотела твоей смерти.

«Она… она просто защищала других…»

– Именно. В тот миг у неё ещё оставались дети. Одним больше, одним меньше – невелика разница, правда? А ведь ещё и внуки, внучки. Ты – никто и ничто, беглянка, опозоренная, убивавшая, чтобы прокормиться!

«Они начали войну, чтобы только не выдать меня!»

– О, вспомнила? Однако войну начали не они, а король Хабсбрад, решивший, что настал момент поживиться за счёт Долье. Да вот только пирог не по зубам оказался.

«Не хочу ничего слышать!» – простонала Алиедора.

– Не хочешь потому, что это правда.

«Я их всех убила. Убила, потому что хотела жить. Продала их всех – за одну-единственную жизнь, свою собственную!»

Навстречу шагает кор Дарбе. Останавливается за пять шагов, тоже кланяется в пояс. Цепи давно сняты, но есть связывающее их крепче стальных звеньев.

– Капля Его крови теперь едина с Ним. – Варвар не спрашивает, он утверждает, а Алиедора даже не знает, что ответить. Едина? Что это значит? Вот эти голоса, влезшие ей в сознание? Это и есть единение?

Она смотрит в глаза северянину. Смотрит, не опуская взгляда. Впрочем, ей врать не впервой.

– Теперь мы пойдём дальше. – Дарбе поворачивается, смотрит на полдень, куда-то над крепостными стенами, – пойдём за реку, туда, где Мастера Смерти. Переведаемся во славу Дракона великого, величайшего.

Алиедоре всё равно. Хочется лечь, впечатать в щёку щербатый камень замка. Ничего больше, ничего, кроме этого.

И она ложится и чувствует, как край плиты корябает щёку, закрывает глаза – но всё равно видит стоящего рядом Дарбе; северянин с поистине варварским терпением ждёт. Она – Капля Крови, её пути – не для обычных смертных, пусть даже изменённых, пусть даже служащих Дракону великому, величайшему.