Солнце низко висит в небе, касаясь кроны деревьев за окном, когда меня охватывает сон. Когда просыпаюсь, в спальне Пакса уже темно, а на подушке рядом с моей головой настойчиво трезвонит мобильный телефон.
Я отвечаю, мысленно съеживаясь при виде фотографии улыбающегося отца, высветившейся на экране.
— Привет, пап. Извини, я обещала, что позвоню утром. Я… я просто очень устала. Этот день как-то ускользнул от меня.
Его голос такой теплый и знакомый, что я сразу же чувствую себя пятилетним ребенком, которого утешают после неудачного падения.
— Все в порядке, милая. Я знал, что ты в безопасности.
— О?
— Да. У меня есть номер Пакса. Я спрашивал его о новостях.
Пакса? У отца есть номер телефона Пакса? Какая чуждая концепция. Я даже представить себе не могу, как они переписываются друг с другом. Папа не из тех, кто заводит светские беседы, а Пакс? Ну, он не из тех, кто может сдержаться от отвращения к людям, которых считает авторитетными фигурами. Я стону, представив себе, каким неловким и ужасным должно быть их общение.
— О, боже. Надеюсь, ты был с ним мил. И он был добр к тебе.
Отец напряженно смеется.
— Ну, знаешь. Мы справлялись.
— Что это значит?
— Это значит, что мы чертовски злы друг на друга, но стараемся не быть козлами, потому что оба тебя очень любим.
— Это очень великодушно с твоей стороны.
— Я действительно имею полное право злиться на этого парня, знаешь ли. Этот тупой ублюдок обрюхатил мою дочь-подростка.
О, боже. Это не тот разговор, который я хотела бы вести со своим отцом.
— Он сделал это не специально, папа.
— Это должно как-то улучшить ситуацию?
— Нет. Я… — Я прижимаю кончики пальцев ко лбу, закрывая глаза. — Это не улучшает ситуацию. Но я виновата не меньше, чем он.
— О, поверь мне. Я знаю об этом. Не волнуйся. На тебя я тоже злюсь. — Он натянуто смеется. Он шутит. Вроде того. — Я беспокоился, что ты, возможно, ужинаешь или что-то в этом роде. Я просто хотел позвонить и услышать твой голос. Одно дело, когда тебе говорят, что с твоей дочерью все в порядке, но ты никогда по-настоящему в это не поверишь, пока не услышишь сам. Наверное, в этом нет смысла, но…
— Есть, — бормочу я. — Я рада, что ты позвонил. Спасибо, папа. Как ты держишься? Прости, что заставила тебя сходить за всеми этими вещами для меня, а потом сбежала, пока тебя не было. Это плохие манеры.
— Не извиняйся, милая. Я не помогал, все время нависая над тобой. Полагаю, что ты вернешься сюда в четверг, да?
— В четверг?
— День благодарения, милая. Вечером в ресторане будет специальное меню, а перед этим я устрою поздний завтрак для тебя и меня. Я приготовлю все твои любимые блюда. Пакс заберет тебя, когда мы закончим. Полагаю, ничего страшного не случится, если он присоединится к нам на десерт…
— Эй, стоп. Папа. Прости, но я не исключаю Пакса из всего, что буду делать на День благодарения. Я проведу с ним весь день. Я бы хотела провести его с вами обоими, но если все будет неловко…
— Я твоя семья, Пресли.
— И он тоже. — Я сейчас закричу. Клянусь, если он скажет что-нибудь гадкое, я сойду с ума.
— Хорошо. Ладно. Я вижу, что сейчас не лучшее время для разговора об этом. Ты устала. Я не хочу ссориться. Мы найдем компромисс позже. У нас еще есть пара дней…
— Папа.
— И мы также поговорим о том, как вернуть тебя в колледж. В Сару Лоуренс. Больше никакой Аляски. И больше никаких разговоров об уходе.
— Я уже оформила все документы.
— Еще не поздно. Я сделал несколько звонков и…
— ПАПА!
Он наконец останавливается.
— У меня чудовищная головная боль. Я не могу говорить об этом прямо сейчас. Мы можем перенести на завтра, пожалуйста?
Отец знает, что у меня не болит голова, но у него хватает здравого смысла принять эту ложь.
— Если… ты так хочешь, милая. Я буду здесь, когда ты захочешь обсудить все это еще раз.
— Хорошо.
— Ладно. Хорошо выспись. Люблю тебя, милая.
— Я тебя тоже.
Я вешаю трубку, и телефон отключается.
— Забавно.
Голос доносится из тени с другой стороны комнаты, выбивая из меня дух. Я ахаю, чуть не подскакивая с этой чертовой кровати от удивления.
— Пакс! Черт, я не знала, что ты здесь!
Парень двигается, выдавая свое местоположение. Он сидит в кресле с высокой спинкой у окна и представляет собой лишь темное очертание человека. Я не вижу его лица, но чувствую его энергию —
— Колледж, Чейз? Ты бросаешь колледж? — ворчит он.
— О, да ладно тебе. Ты собираешься читать мне лекцию? Ты вообще решил не идти!
— Это не одно и то же, и ты это знаешь.
Он встает, появляясь из темноты, окутанный тенями, как какой-то злой призрак. Он без рубашки. Босиком. Тонкие черные спортивные штаны висят у него на бедрах, материал сполз опасно низко, демонстрируя темные волосы, спускающиеся ниже пояса. Даже при таком скудном освещении Пакс Дэвис похож на разгневанного бога.
Сердце бешено колотится в груди, когда его глаза — жесткие и злые — впиваются в мои.
— Я не такой, как ты, — выпаливает он.
— Я это вижу.