– Держите себя с ними пожёстче. Обещайте твёрдо, но не просите – требуйте. Просто называйте свою цену и торгуйтесь. Не забудьте намекнуть, что за вами вся сила тайных служб – они это любят.
– Это совет Тимофея Кнурова?
– Это рекомендации «Гото». А я так, консультант-посредник…
– Ладно. Саферби! Отведи… хм… нашего консультанта в камеру. И береги его, как невинность сестры!
На другой день Пеккала выглядел, как довольный Фантомас, изловивший и глуповатого комиссара Жюва, и изворотливого Фандора.
– Я вами доволен, Кнуров, – сказал Пеккала. – И «Сириус», и Планетарный банк согласились проплатить мою предвыборную. А из-за этих больших денег уже выглядывают очень большие деньги – «Коломна-Сормово», «Бранобель», «Виниус»… Гадёныши, – ласково проговорил он, – и президенту подкидывают азиков, и меня окучивают… Вы свободны. В пределах камеры, разумеется, хе-хе… Саферби!
Кнуров вышел в коридор. И увидел за торцевым окном нечто странное и удивительное – в конце улицы, упиравшейся в ворота СИЗО, двигался огромный восьмиколесный бронетранспортёр. Стекло глушило звуки, и Тимофею чудилось, что бронеход мчится бесшумно. А он именно мчался, бешено вращая громадными колёсами, качая зелёным рептильным передком.
– Тревога! – завопил Саферби и кинулся бежать, отшвырнув Кнурова – не до того.
Башенки на крыше бронехода развернулись к СИЗО, а потом над зализанной кабиной выдвинулись две ракетные установки – два куба с круглыми отверстиями. То, что кубы хранили в себе ракеты, Тимофей понял, когда их выпустили по воротам СИЗО. Протянулись тонкие плотные хвосты выхлопов, и пара реактивных снарядов рванула, расколачивая опорные столбы ворот.
Только теперь во двор выскочили эрвисты, забегали, выкрикивая неслышные команды, застрочили в воздух… А ворота уже падали внутрь, в клубах пыли, в перекатах рушившихся кирпичей и обломков.
Бронетранспортёр ворвался во двор, как Змей Горыныч, паля из всех стволов, сея смерть и разрушения. Развернулся, стал боком. Пыль ещё не осела, а из бронелюков уже посыпался десант в лёгкой броне. «Голубые береты» мигом одолели супостата и заняли двор. Ринулись внутрь – Кнуров от волнения едва дышал.
Глухо цокали одиночные выстрелы, и каждый сопровождался тупым ударом – пули находили цель.
– Отойдите от двери! – крикнули из коридора, и Тимофей метнулся за угол. Заткнул уши. Тут же грохнуло, и дверь распахнулась от удара ноги.
– Выходите!
Инженер-программист выскочил из-за угла и побежал по коридору – перед ним покачивались спины в сегментированной пластброне. За распахнутой дверью в кабинет Пеккалы Кнуров увидел Тоха Измаила, лежавшего на полу, в крови, и сурового Савельева, делавшего контрольный выстрел. Пробежавшись к своему узилищу, Тимофей застал дверь распахнутой. В камере было пусто. Решив, что Дашка уже на воле, инженер-программист бросился во двор.
Внизу инженера-программиста подхватили Сенько с Гияттулиным и втащили внутрь бронехода.
– Здорово! – сказал Кнуров, задыхаясь. – А Дашка где?
Сенько закашлялся.
– Не нашли ещё…
– Ч-чёрт… – расстроился Тимофей. – Я же из-за неё всё и затеял!
Кнуров неожиданно насторожился.
– Что с Дашкой? – спросил он.
– Пеккале удалось скрыться, – неохотно сказал Савельев, – и Дашку с собой уволок… Вёрткий, гад. Генерал запретил преследование…
– Понятно…
– Да не волнуйся ты! – сказал подполковник. – Это же не террористы какие-нибудь, а президент! Клочков – сволочь, конечно, но за одно его уважать можно – он держит слово. Если сказал, что будет обмен, значит, всё! Вот если б Дашку банда сцапала, тогда да, стоило волноваться…
– Ничё! – хмыкнул Гияттулин. – Всех бивали.
– Эт-точно… – молвил Алексей Дмитрич и сощурился, видимо, погружаясь в некие сладостные воспоминания, связанные с контрразведывательной деятельностью.
Зазуммерил радиофон. Савельев поспешно достал его и приложил к уху.
– Да! Да, господин генерал. Что? Понятно…
Сунув плашку аппарата в карман, фээсбэшник сказал деловито:
– Алек, зараза, уже связался с генералом. Попенял за недостойные действия и подтвердил условия обмена.
Выглянув в люк, он выслушал торопливые доклады подчинённых и крикнул:
– По машинам!
Глава 25. Виват, Европа!
Туссену Норди с детства нравилась военная форма. Он любил смотреть на парады, упивался блеском погон и аксельбантов. И это было основной причиной его жизненного выбора – Норди стал офицером-десантником.