Алгебраист

— Они рассчитывают найти здесь кое-что, способное изменить ситуацию. Определенную информацию. Я здесь как раз для того, чтобы обнаружить ее. Но если они решат, что я погиб или мои шансы на успех невелики, то Меркатория может осуществить вторжение. Кроме того, агрессор, которого опасается Меркатория, тоже может прийти к такому же выводу, а уж он-то колебаться не будет. У меня такое впечатление, что в их приоритетах продолжение исследований насельников откатывается на последние места.

— Фассин, и какая же информация могла бы оправдать подобные действия?

— Важная информация.

— А конкретнее?

— Очень важная информация.

— Вы не хотите говорить.

— Не хотеть и не мочь — вещи разные. Лучше вам этого не знать.

— Это вы так считаете.

— Если бы я думал, что детали помогут мне вас убедить, я бы вам сообщил, — солгал Фассин.

Он беседовал с насельником по имени Сетстиин. Сетстиин любил называть себя влиятельным сплетником — весьма скромно для личности со связями на самых верхах. С точки зрения социальной иерархии насельническое общество было на удивление плоским (плоским, как поверхность нейтронной звезды, в сравнении с отвесной, чудовищно барочной властной вертикалью Меркатории), однако и тут имелись верхи и низы, а у сурла Сетстиина были связи и там и там.

В обществе он играл роли хозяина, социального работника, посетителя больниц и друга сильных мира сего, насколько таковые, по насельническим понятиям, существовали; общительный, душа компании, искренно и глубоко интересующийся другими — гораздо сильнее, чем баллами (отчего казался личностью очень необычной, даже удивительной, чуть ли не угрожающей). По человеческим меркам он был кем-то между полным идиотом и суперклассным парнем. Идиотизм его заключался в странном невнимании к тому единственному, что имело значение для всех, — к баллам, и отсюда же происходила его суперклассность, поскольку отсутствие интереса к баллам (а он был к ним совершенно безразличен, не гонялся за ними повсюду, не оценивал постоянно свой класс в сравнении с другими) уже само по себе было суперклассом. И поскольку не возникало ни малейшего подозрения в том, что он ведет какую-то странную подковерную игру и приобретает баллы именно потому, что делает вид, будто они ему не нужны, пока это отсутствие интереса выглядело для всех непритворным равнодушием, проистекающим из своего рода мудрой наивности, недостатка в баллах он не испытывал, хотя, как ни странно, зависти это ни у кого не вызывало.

(Первым Фассину объяснил, как действуют баллы, не кто иной, как Словиус. Фассин думал, это что-то вроде денег. Словиус объяснил, что даже деньги уже не то, что были прежде, ну а баллы — это вообще подчас нечто противоположное. Чем больше ты работал ради баллов, тем меньше их получал.)

А еще Сетстиин был одним из самых разумных, уравновешенных насельников, с какими доводилось встречаться Фассину. И к просьбе всего лишь обычного человека — проснуться, очнуться, связаться с кем надо по телефону — он отнесся со всем уважением и серьезностью, на какие были способны немногие насельники.

Фассин сказал Хазеренс, будто ему необходимо время, чтобы дать выспаться его человеческим мозгам и телу, а его газолету — самовосстановиться и перезарядиться. Он удалился в длинную спице-комнату, выделенную ему в доме Айсула. Это была темная и пыльная галерея, где валялись груды выброшенной одежды, вдоль стен стояли древние шкафы, а пол был завален разонравившимися хозяину картинами и помятыми обоями. Тут стояли насельническая кровать с двойной выемкой и стеллаж, отделанный пенодеревом, образуя что-то вроде спальни, хотя Фассину в его газолете никакой спальни нужно не было.

Фассин запер дверь, с помощью ультразвукового локатора своего маленького стрелоида обнаружил съемную панель в потолке и вышел в ветреную, относительно темную ночь через двойную крышу.

Как и все насельнические города, Хаускип располагался в исторически спокойном месте (в пределах его атмосферного объема), но и в городах погода оставалась погодой. В зависимости от состояния окружавшего их газового потока они были подвержены перепадам давления, шквалам, туманам, дождям, снегопадам, встречным ветрам, восходящим и нисходящим потокам, боковым напорам и вихрям. Полускрытый рваными облачками более плотного газа, что неслись сквозь искусственно освещенную ночь, Фассин, испытывая умеренную качку, двинулся вверх и в сторону над лоснящимися крышами.

Движение в небесах было относительно слабым (перемещения происходили главным образом в пределах валов и спиц, связывавших основные районы города), и, хотя вдалеке виднелись несколько вразваливающих насельников и множество небольших аппаратов (в основном курьерской службы), Фассин надеялся, что его никто не заметит.

Где-то глубоко внизу сверкнула молния.

Фассин добрался до раскачивающегося волнопроводящего кабеля толщиной в несколько сантиметров, проследовал вдоль него до пустой площади — огромной порожней чаши, окруженной тусклыми, приглушенными огнями, — и нашел общественную экранокабину.