И даже более того, он боится меня не меньше, чем я его. Скорее, даже больше. Я вот сижу возле входа, настороженно посматривая в его сторону, а он там время от времени скулит и всхлипывает. Если эти звуки не особенность его расы, или личные привычки, получается, Бяка там чуть ли не рыдает в два ручья, а вот у меня и в мыслях нет слёзы проливать.
Гроза начала удаляться, зато сверху прямо начало капать на макушку. Крыша явно не в порядке, по звукам можно определить, что это далеко не единственная протечка.
С трудом найдя себе местечко, где на голову не струилась вода, я с осуждением произнёс:
– Лодырь ты, Бяка. Мог бы крышу починить.
– Оно моёёёё, – неуверенно протянули в ответ.
– Да твоё оно, твоё. Не знаю, что, но твоё.
– Отбирать будешь? – недоверчиво уточнили из угла.
– Да сказал же, твоё это. Я уважаю право частной собственности.
– Моё. Оно моё. Оно у меня останется, – жалким тоном добавил к этому Бяка и осведомился о самом важном: – Бить сильно будешь?
– За что тебя бить?
– Не знаю. Мне никогда не говорят. Просто бьют и отбирают то, что моё. Ты, наверное, тоже так хочешь сделать, да?
– Угу, прям мечтаю. Да успокойся ты уже. Я не подраться пришёл, меня Эш к тебе в команду назначил.
– Эш?! Команда?! Нет никакой команды. И Эшу нет дела до меня. Ты обманщик!
– Ничего я не обманщик. Я с обозом приехал. И Эш сам сказал, что я теперь с тобой.
– Я понял, – напрягшимся голосом ответили из мрака. – Эш собирается отнять моё. Нет! Не отдам! Оно моё!
– Да как же с тобой сложно! – простонал я. – Не нужен ты Эшу. И я ему не нужен. Плевать Эшу на нас обоих. Сказал, что ты урод бесполезный, и что я тоже калека. Из нас двоих получится один нормальный работник. Работать мы с тобой вместе будем, ты понял? Может даже карьеру сделаем. Поднимемся, большими людьми станем, переселимся в сарай побольше. Ну, чего скулишь? Мы с тобой одинаковые, нет смысла друг друга бояться.
– Не отберёшь? – недоверчиво уточнили из мрака.
Однообразный диалог начал надоедать. Потому я перешёл к тяжёлой артиллерии, дабы доказать, что не посягаю на неведомую собственность собеседника:
– Нет. Не отберу. Я даже с тобой поделюсь. Хочешь хлеба с салом?
– Конечно, хочу. Но нету.
– У меня есть.
– Я знаю.
– Откуда знаешь?
– Запах сказал.
– Нюх хороший, да?
– Сало пахучее, – захлёбываясь слюной, ответил Бяка.
– У тебя ножа нет? – спросил я.
– Никак зарезать меня удумал?! – резко насторожился упырь.
– А если голову включить? Как я сало тебе дам? Кусок большой, его резать надо.
– Ты поделишься со мной салом?! – с эмоциональной смесью недоверия и отчаянной надежды уточнили из темноты.
– Да, поделюсь. И хлеба дам. Хлеба мало и он чёрствый. Но зато без плесени.
– Рейнская мука, – со знанием дела заявил Бяка. – Нет ножа у меня. Но есть щепка. Острая она. Сало отрежет. Если шкурка не жёсткая, шкурку тоже отрежет.
– Хорошая идея. Только тяжело в темноте это делать.
– Сейчас станет светло, – загадочно пообещал Бяка.
Проблему освещения упырь решил уже знакомым мне способом. Где-то в тёмном углу у него хранилась крохотная соломенная клетка, в которой сидело несколько жирных местных светлячков. Такая же была у Крола. По словам обозника, если этих насекомых хорошо кормить, они могут целый год экономить свечи и факелы.
Не сказать, что это лампа на сотню ватт, но мрак в сарайчике рассеялся. При скудном переменчивом свете я разглядел Бяку подробнее и пришёл к выводу, что здесь не бояться, а плакать надо.
Ростом меня природа не обделила, в этом я не уступал большинству мальчишек своего возраста. Вот с комплекций – это да, сэкономила. Моё слабое тело не получалось откармливать и физически нагружать. Оттого я получился болезненно-хрупким, будто страдающий от неизлечимой смертельной болезни.
Что, в сущности, соответствует истине.
По Бяке не понять, сколько ему лет. Черты лица и правда напоминают вампирские, а они существа без возраста. В принципе, если скрыть ненормально-острую нижнюю челюсть и такие же причудливые уши, лишь меловой оттенок кожи подскажет, что перед тобой необычный человек. В остальном это низкорослый и такой же, как я, болезненно-худощавый подросток. Одежда состоит из сложного нагромождения рваного тряпья, на голове запущенный колтун, ноги босые и грязные до черноты. При этом упырь не благоухает немытой вонью, похоже, что с гигиеной он может и не тесно дружит, но знаком.
Сало Бяка смаковал так, как лакомки конфеты и мороженное не смакуют. По всему заметно, что такая еда для него является редчайшей роскошью.
Не удержавшись, я спросил:
– Ты что, давно сало не ел?
Тот, призадумавшись, неуверенно ответил:
– Я не помню сало. Помню запах. Нюхать дают. Есть не дают.
– Жадные твари.
– Да, жадные, – согласился Бяка. – И моё отбирают. Всё время отбирают.
При последних словах он покосился на меня с подозрением.
Покачав головой, я заявил:
– Ты же видишь, я не отбираю, я наоборот делюсь. Сала немного у меня, а делюсь. Вот кончится сало, кончится хлеб, кто меня кормить будет? Ты, что ли?
– Я бы покормил. Ты добрый, тебя можно кормить. Но у меня нет ничего.
– И чем же ты питаешься?