С одной стороны, какому подростку не знакомы эти переживания? Но с другой…
11 января 1898 года состоялось второе голосование по прошению Александры Леонтьевны о причислении ее сына к роду Толстых. И снова был получен отказ. 15-летний мальчик не мог этого не знать, не мог не понимать, что теперь его дальнейшая судьба находится в руках человека, которого он никогда не видел, но который дал ему жизнь и был брошен матерью, он не мог не задумываться о причинах, толкнувших ее на этот поступок. То, о чем так легко, небрежно говорил Бунин: встречался или не встречался с графом, был его сыном или нет — действительно его мучило, и мы можем только догадываться, какую рану это нанесло его душе; вряд ли Алданов, на которого ссылался Бунин, сам придумал, что юный Толстой ходил к отцу и просил признать его своим сыном. С Алдановым Алексей Николаевич был одно время близок и мог рассказать ему о себе сокровенное.
В свои 15–16 лет Толстой учился уже не в Сызрани, но в Самаре, куда ему удалось перевестись в 1898 году. Весь учебный 1898/99 год семья жила порознь — мать с сыном в городе, а Востром — в Сосновке; потом хутор был продан и Алексей Аполлонович купил в Самаре дом, где ныне расположен литературный музей.
Жизнь в Самаре сильно отличалась от сызранской. Это был большой культурный город. Востром и его жена были уже не помещиками, но горожанами, городской интеллигенцией, Александра Леонтьевна много писала, публиковалась в местной прессе, Толстой с матерью посещал собрания самарской культурной элиты. Атмосфера там была своеобразная и главным образом определялась партийными интересами. Но были и дома, где собирались люди всех убеждений. Об одном из таких домов вспоминал литератор Е. Н. Чириков:
«Был, впрочем, в Самаре и нейтральный центр, где сходилась самая разношерстная интеллигенция всевозможных убеждений и направлений. Таким домом была квартира местного судебного следователя Якова Львовича Тейтеля. Тут бывало как на выставке всей русской интеллигенции, и никакие споры принципиального характера не допускались. На стене зала висел плакат с правилами поведения: 1. «Оставьте политику вместе с верхним платьем и тростью в передней. 2. Не говорите здесь о старости и болезнях». И все старались не нарушать требований гостеприимных хозяев»{72}.
Среди посетителей этого самарского литературного салона бывали Гарин-Михайловский, Бибиков, бывала там и писательница Александра Леонтьевна Востром с сыном:
«Графиня Толстая с сыном, лет 14, упитанным и довольно глупым мальчиком, из которого потом вышел писатель Алексей Толстой».
Упитанный, глупый… Очевидно, что на эти едкие мемуары отбрасывали тень дальнейшая судьба Алексея Николаевича и его личные отношения с Чириковым, который принимал участие в издании книги Толстого «Сорочьи сказки» в 1908 году, а позже, тоже оказавшись в эмиграции, жил неподалеку и относился к земляку неприязненно.
Больше доверия иному мемуару.
«Помню, что, придя в первый раз после каникул в класс, я увидел высокого для своих лет, стройного мальчика с красивым лицом, в серой курточке с высоким воротником, с ременным широким поясом — наша будничная форма (в торжественных случаях полагался темно-зеленый мундир с желтыми кантами), — писал одноклассник Толстого по самарскому реальному училищу Е. Ю. Ган. — Леша Толстой, поступив в 5-й класс, автоматически оказался в группе крупных — этим определялись его связи с товарищами в первый год пребывания в Самаре… Ближайшее товарищеское окружение Алексея Толстого в первый год определялось двумя обстоятельствами: «большой» и состоятельный… Толстой 5, 6 и 7-го классов вспоминается мне как жизнерадостный, дружелюбно настроенный ко всем товарищам юноша, еще тогда проявлявший ту склонность и способность к юмору, которые в развитой уже форме сказались впоследствии в его произведениях. Юношеские проявления этой юмористической жилки носили, конечно, более или менее примитивный характер: Лешка Толстой любил «отмочить» какую-нибудь штуку, огорошить кого-нибудь (включая и учителей) неожиданной выходкой»{73}.
Душой любой компании он был и в последующие годы — причем где угодно: среди декадентов и реалистов, художников, артистов, монархистов, сменовеховцев, советских писателей. Толстой — это не периферия. Толстой — это всегда центр. А центр обречен на эгоцентризм.
ПЕТЕРБУРГ
В 1900 году в возрасте 52 лет скончался граф Николай Александрович Толстой.
Александра Леонтьевна приходила в Иверский монастырь проститься с покойным мужем. По воспоминаниям Татьяны Калашниковой (прислуги графа), сыновья, особенно Мстислав, хотели ее прогнать, но Вера Львовна сделать этого им не позволила. Вдова покойного графа повела себя очень благородно. Когда встал вопрос о наследстве и возникла версия, что Николай Александрович чуть ли не банкрот, а его имение выкупила на свои деньги вторая жена и посему Алексею ничего не причитается, Александра Леонтьевна сказала: