Алексей Толстой

Рано утром отправились в Лондон. И первые впечатления стали убеждать Толстого: Англия плохо знает Россию и русских. Правда, сейчас здесь спохватились и пытаются восполнить пробел в своих знаниях, издают книги, открывают кафедры русской литературы, пишут статьи и трактаты о России; но такая поспешность ни к чему хорошему никогда не приводила. Книги для перевода брали случайные, наспех, что опять-таки давало искаженное представление о русской культуре, о России вообще.

В Реформ-клубе их встретили весьма любезно. Англичане приглядывались к русским, русские приглядывались к англичанам. Вскоре после приезда в Лондон они уже не чувствовали себя гостями, будто давно уже жили здесь.

В Шотландии, куда вскоре повезли гостей, они решились пойти на миноносце в открытое неспокойное море. И натерпелись разных неудобств. Зато увидели, как внимательно охраняется побережье, увидели целый город на воде, состоящий из множества кораблей различного назначения. На флагмане их принял Джон Джелико, начальник всего английского флота, вспоминавший за завтраком «великие труды русской армии»: «она спасла нас в начале войны и спасает теперь. Я вспоминаю победу под Эрзерумом. Русский флот также завоевал наше восхищение. Мы были бы рады сражаться с русскими моряками плечом к плечу».

Только увидев английский флот и его могучие пушки, Алексей Толстой понял, почему немецкий адмирал Тирпиц предпочитает отсиживаться со своим флотом в Кильском канале: встреча с таким флотом грозила полным поражением.

«Прошлогоднее несчастье наше с третьей армией и затем отступление с Карпат, из Галиции и по всему фронту изменило в корне отношение к нам англичан, — писал А. Н. Толстой в «Русские ведомости». — Они представляли Россию чем-то вроде медведя, — сильного, огромного и чрезвычайно охочего до сладких вещей. Россия казалась им экзотической страной вроде Гонолулу.' Наша беда, мужество, стойкость, с какими перенесли ее, впервые открыли для Англии человеческое, страдающее лицо России. Они увидели, что мы не скрываем поражения, не просим пощады, но с новыми, большими силами поднимаемся на борьбу…»

От Наташи давно никаких известий. В первый день приезда в Лондон была телеграмма, из которой он понял, что она выезжает в Петроград. Значит, подумал он, решилась поехать вслед за ним за границу. А вдруг она приедет неожиданно, когда вся группа отправится на фронт? Ничего не известно. За три недели только одно письмо и две телеграммы. Где она? Что делает? Что думает?

4 марта, в субботу, Алексей Николаевич писал в Москву. «Родная Наташа, по той же причине почему не мог в телеграмме, не могу и в письме писать, куда мы едем в четверг. Поездка займет 5–6 дней, затем столько же по возвращении в Лондон и сейчас же уезжаю в Россию. Здесь настроение очень тяжелое, все занято войной, война чувствуется с такой силой, с какой мы и не знали в России, поставлено на карту все. Наше время так занято, что до еих пор я не был ни в театре, ни в музеях, нигде. В свободные часы пишу, в 9 встаю и сейчас же попадаю в круговорот. Погода ужасная: туман, дождь и слякоть, сегодня был первый сухой день. Я очень устал и так истосковался по тебе, что считаю дни, когда мы кончим быть официальной депутацией, в тот же день уезжаю в Москву… Если бы мы поехали вместе — все бы было по-другому. Я решил, что в августе мы поедем в Англию на несколько месяцев, если ты захочешь, но только как обыкновенные люди. Не дай бог еще раз поехать с какой-нибудь депутацией. Англичане принимают нас с таким искренним порывом, как никогда никого еще не принимали, но от этого еще труднее…»

Большое впечатление на Алексея Толстого произвела встреча с Уэллсом. Совсем недавно, до войны, он высказывал опасения относительно намерений России, сейчас он переменил свое отношение и с гордостью заявил, что оба его сына учатся русскому языку. Набоков, Чуковский и Толстой долго гуляли с Уэллсом в окрестностях его загородного дома. По дороге Уэллс говорил о необходимости дружбы Англии с Россией, о том, что Россия, богатая хлебом, лесами, минералами, пойдет в своем развитии по американскому пути, но без заокеанских излишеств. После обеда Уэллс поделился мыслями о своем только что законченном романе.

В своих статьях на тему ближайшего будущего Уэллс предсказывал поражение Германии и революцию.

8 марта Толстой писал Н. В. Крандиевской:

«Милая моя дорогая, завтра утром уезжаем во Францию. На 24 марта я заказываю билет в Россию. Я устал и болен. Нет времени даже писать, каждый день встаем в 772, в 8 и уезжаем на заводы, на верфи, в армию. Напечатаны ли мои 2 статейки, в субботу посылаю третью. И по приезде придется писать очень много…»

Перед поездкой на английский фронт делегацию принял военный министр Китчинер, сказавший несколько добрых слов по адресу русской армии. Немирович-Данченко, Набоков и Толстой вскоре после этой встречи отправились через Ла-Манш во Францию. И три дня «провели в непрерывных осмотрах позиций и военных магазинов, едва не были убиты, и 13 марта попали в Париж, — пустынный, залитый весенним солнцем, прекрасный и печальный».