Алексей Гаврилович Венецианов

Вот для такого-то сложного заказчика и предстояло Венецианову написать картину. Полотно довольно скоро было окончено. Получилось оно несколько странным, не вполне «венециановским». В качествах картины не так-то просто разобраться: с одной стороны, оно вызывает настороженность, у некоторых — даже протест неприятия. С другой — необычностью композиции, какой-то странностью той жизни, что происходит в картине, намеренно подчеркнутой замедленностью движений она отчасти завораживает. Пожалуй, впервые Венецианов так вольно обращается с реальным жизненным материалом. Композиционно он настолько резко делит героев на две группы, что, стремясь подчеркнуть их изолированность, намеренно сбивает масштаб: трое младших детей помещены на передний план и воздвигнуты на возвышение песчаной, гладко утрамбованной площадки для игры в серсо. Старшие — Александр, офицер лейб-гвардии Павловского полка, и Надежда помещены в середине холста стоящими у самого края площадки, открывающей нам лишь их полуфигуры. Они находятся совсем близко от первой группы, но Венецианов вопреки реальности делает их фигуры почти вдвое меньше переднеплановых. Видимо, художнику не хотелось разбивать внутреннее единство, существующее между младшими детьми, объединенными не только возрастом, не только общей игрой в серсо, но и своим особым духовным миром детства. Старшие, особенно Александр, с лицом надменным и скорее непривлекательным, по ощущению Венецианова врывались в этот чистый, добрый мир резким диссонансом. Чтобы обе группы не оказались все же совсем оторванными одна от другой, Венецианов пытается сделать связующим звеном фигуру няни, помещенной в том пространственном слое, который находится между обеими группами. Однако он столь резко обрезает левый край полотна, что в поле картины попадает малый краешек головы и фигуры няни — связь между группами оказывается едва заметной, эфемерной.

Отступает Венецианов от достоверности и в решении света. Свет по его замыслу мощным потоком падает на сцену слева. Стоящий слева Петр целиком погружен в прозрачную тень, он сейчас идет к центру, к младшим сестрам, еще шаг — и он ступит на залитое солнцем пространство. В решении проблемы композиции движения его фигура имеет очень большое значение. В картине царит намеренная замедленность, почти остановка действия: недвижно сидит няня, застыли у края площадки Надежда и Александр, почти неподвижны и Вера с Александрой. Фигуру Петра целиком пронизывает спокойное, далекое от резвой порывистости движение: идя вперед, к девочкам, он плавно повернул голову вправо, обратив взгляд к зрителю. Мальчик уловлен в тот самый миг, когда, сделав шаг, он готовится сделать следующий; левая нога отставлена назад в то время, как правая рука, которой он придерживает покоящуюся на плече палку с кольцом, далеко вытянута вперед, сближаясь во встречном движении с рукою Веры, протянутой в сторону брата. Девочка находится на открытом свету. Однако Венецианов в пластической характеристике фигур и лиц почти не прибегает к светотени. По сути дела, младшие сестры оказываются главными героинями картины, и ему не хочется растворить их черты в игре световых бликов и теней. При такой условности, наверное, легче было сохранить и портретное сходство, которым наверняка был озабочен заказчик, а следом за ним — и автор.

Картина получилась противоречивой, в ней нет ясного гармонического единства. Художник, вероятно, идя навстречу желаниям заказчика, пытается овеять изображение пасторально-идиллическими тонами. В то же время он словно бы боится утерять себя, прежнего себя, но от молодого Венецианова поры расцвета здесь осталась разве что поэтически нежная и в то же время пронизанная точностью правды характеристика самой младшей девочки, Александры, покоряющей миной простодушного смущения. Ее сестра, в таком же точно белом наряде, изображена несколько взрослее: детское тело плохо согласовано с лицом почти подростка, голова слишком велика. Подчиняясь задуманному художником несколько театрализованному действу, младшая тоже «играет», вернее, пытается «играть в даму», но ее чистое бесхитростное личико, круглая головка с едва отросшими после болезни волосами в нашем восприятии перекрывает и жеманность жеста левой руки, и обманчивое спокойствие позы — кажется, она в горячем нетерпении ждет не дождется позволения снова включиться в увлекательную игру.

Венецианов не только хочет потрафить вкусу Панаева, не только хочет сохранить прежние свои открытия в решении детских характеров. Ему хочется еще и попробовать какие-то новые приемы: «сбой» масштаба, динамично острую фрагментацию холста. Но свести все эти задачи воедино, соединить в естественной гармонии разноречивость исходных позиций ему не довелось: для создания чисто идиллической пасторали у него было слишком тяжело на душе, а для убедительного решения новых пластических задач он был одновременно слишком немолод и внутренне не готов.

Глава двенадцатая