Александровский cад

– Я… это… стихи сочиняю. Девушка тут моя живет… Милиционер заулыбался.

– Да ну?!

В его глазах появился живой интерес.

– Сочинил? Лешка кивнул.

– Сочинил.

Постовой сел рядом на скамейку.

– Слушай, ты даже не знаешь, как тебе повезло. Я ведь тоже, того…

Милиционер сделал замысловатый жест рукой. Лешка удивленно посмотрел на него.

– Что «того»?

«Тьфу ты, черт, ненормальный!» – мелькнуло в голове.

Милиционер как будто прочитал его мысли.

– Да нет! Все в порядке. Я в том смысле, что тоже вроде как поэт.

Лешка присвистнул, а про себя подумал: «Ну вот, теперь не отвяжется!»

Он понимающе кивнул, а сам снова вперил взгляд в магазинную дверь. Но постовой не унимался. Он толкнул Лешку в бок и неожиданно заявил:

– Читай.

Казарин не понял: -Что?

– Стихи, – как само собой разумеющееся пояснил служивый. – А потом я тебе свои прочту.

Лешка посмотрел в сторону магазина. Свет за витриной погас.

– Ну, чего же ты? Читай, – не унимался блюститель порядка.

Лешка задумался.

– Прямо здесь?

– Прямо здесь.

Лешка уж было приготовился поразить милиционера чем-нибудь из школьной программы, как вдруг заметил, что дверь антикварного магазина открылась и Коган вышел на улицу.

Ювелир запер двери и быстро зашагал в сторону Ленивки.

– Ладно, – торопясь, сказал Лешка и задекламировал первое, что вспомнил из позднего Маяковского:

На земле огней до неба… В синем море звезд до черта. Если б я поэтом не был – Я бы стал бы звездочетом.

Милиционер рассмеялся:

– Это ж разве стихи? Вот послушай, какие бывают стихи. – Он подсобрался и с чувством прочел:

Когда товарищ Сталин
Ведет страну вперед,
Ты должен быть из стали,
Любить жену, народ.

А если враг прорвется
сквозь тучи и леса...

В этот момент Лешку совершенно не волновало, что будет после того, как «враг прорвется». Правда, он одобрительно закивал головой.

– Глубоко. – Казарин вскочил со скамейки. – Товарищ милиционер, побегу я, а? Мне и так от отца влетит.

Эти слова он произносил уже заворачивая за угол. Обиженный милиционер тяжело вздохнул, тоже поднялся со скамейки, поправил форму и направился в другую сторону, продолжая бормотать стихи себе под нос.

Лешка пробежал проходным двором и вылетел на Волхонку. Он успел заметить, как ювелир запрыгнул на подножку трамвая, и устремился за ним…

Коган вышел у метро «Дворец Советов», зашел в новенький вестибюль, купил билетик и спустился на перрон. Выждав время, Лешка последовал за ним, еле-еле успев заскочить в соседний вагон. За ним протиснулся внушительного вида мужчина. Здоровяк отдышался, подмигнул Лешке как старому знакомому, достал газету и встал напротив.

Так они доехали до «Комсомольской». Здесь Коган вышел на улицу и купил в кассе билет на электричку. Лешка тоже направился к кассе, но неожиданно заметил, что здоровяк, с которым он ехал в одном вагоне, неотступно следует за ним. Казарин заподозрил неладное.

«Следят, гады!» – пронеслось в его голове. Чтобы проверить свои опасения, Лешка свернул в сторону буфета. Детина повторил его маневр, но Казарин успел спрятаться за колонной. Через минуту он решил выглянуть из-за нее. Здоровяк, как ни в чем не бывало, пил чай и жевал бутерброд. Лешка облегченно вздохнул и пошел на перрон…

Купив билет, Коган потоптался у расписания пригородных поездов и двинулся к платформе. Когда открылись двери электрички «Москва-Кратово», ювелир зашел в нее одним из первых и занял место у окошка. Казарин последовал за ним, но остался в тамбуре, стараясь не терять из виду Зиновия Ефимовича.

В поздний субботний вечер электричка набилась полностью, так что Лешка легко затерялся за чужими спинами.

Отмахав восемь станций, состав подкатил к Малаховке, где, наконец, Коган поднялся и направился к выходу.

На перроне было совсем тихо и безлюдно. Сошедшие с поезда дачники быстро растворились в темноте привокзальных тропок. Коган постоял, медленно застегивая пуговицы своего старенького плащика, и, так же не торопясь, направился в сторону ближайшего поселка. Когда ювелир скрылся в темноте, Казарин последовал за ним.

Фонари встречались все реже и реже, потом наступила кромешная тьма. Примерно километр Лешка шел, максимально напрягая слух и зрение, чтобы не потерять старика из виду. Постепенно он все лучше стал различать его сгорбленную фигуру на фоне изгородей и редких светящихся окошек дачного поселка.

Неожиданно за его спиной что-то хрустнуло. Казарин остановился и прислушался. Вокруг не было ни души. Тишина ночи нарушалась только треском кузнечиков да редким лаем собак. Лешка еще раз осмотрелся, но ничего не заметил.

Коган подошел к одной из дач, нашарил в кармане ключи, зашел в палисадник и прикрыл за собой калитку. Через минуту в доме зажегся свет и распахнулось окно.

Казарин вышел на аллейку, пересек тропинку, ведущую к дому, и через незапертую калитку проник в сад. Чья-то тень вслед за ним скользнула мимо кустов сирени. Но Лешка ее не заметил, потому что все его внимание было приковано к окну, из которого лился свет.