Александр Ульянов

— Идея цареубийства сейчас укрепилась в умах всех. Она прямо носится в воздухе. Многие задают вопрос: неужели нет людей, которые способны убрать ненавистного деспота? Что вы, Александр Ильич, думаете об этом?

— Момент сейчас действительно выгодный. Но где нужные люди? Средства? Не знаю, как вы, — после паузы продолжал Саша, — но я вполне отдаю себе отчет в том, какое это трудное дело. Одна добыча сведений о жизни царя будет стоить бог знает сколько усилий, а возможно, и жертв.

— А разве у Желябова трудностей было меньше? Наверно, нет. Давайте позондируем почву, поищем людей.

— Надо подумать, — уклончиво ответил Саша.

Этот разговор с Никоновым запал Саше в сердце.

Действительно, неужели перевелись на Руси люди, подобные Желябову и Перовской? Неужели поколению его сверстников до конца дней своих суждено терпеть издевательства тупицы царя, которого все презрительно называют мопсом? Нет, что-то нужно делать!

7

Как-то у Саши сидели Шевырев и Говорухин. Шевырев толковал о студенческих кассах, кухмистерских.

— И охота вам, Петр Яковлевич, тратить энергию на такие мелочи? — остановил его Саша. — С вашим организаторским талантом можно ведь устроить кое-что поосновательнее.

— А что, например? — со смехом и ехидцей в голосе спросил Шевырев, глядя на Сашу поверх очков.

— Да, например, покушение, — в тон ему ответил Саша. — Хороший бы террорист из вас вышел.

— Нет, где уж мне! — громко рассмеялся Шевырев. — Я и кухмистерской удовольствуюсь! — И вдруг, резко оборвав смех, спросил: — Это что, к слову сказано или дело есть?

— Пока нет.

— Ну, так теперь я вас спрошу, господа: желаете ли вы заняться террористическим делом? Группа уже есть. Нужны помощники.

Ни Саша, ни Говорухин не ожидали этого. Шевырев не шутил, и все-таки… Когда же организовал он группу? Кто в нее входит? Каков план действий? На все эти вопросы Шевырев отвечал уклончиво и неопределенно. А относительно плана явно не знал, что сказать: то говорил, что план уже выработан, то еще обсуждается. Видно было: Шевырев хитрит. А почему — Саша понять не мог: потому ли, что группы нет или он просто не доверяет им. Саша, не любивший играть в недомолвки, прямо спросил:

— Вы не доверяете нам? Это ваше право. Но скажите, как можно высказать отношение к вашей группе, если мы не знаем, что она собой представляет?

— Именно! — вставил Говорухин. — Если уж нам вступать в группу, то прежде всего на равных правах со всеми.

— Нет! Я не могу познакомить вас с членами группы, — стоял на своем Шевырев. — При теперешних условиях это невозможно.

После долгих споров Шевырев начал сдаваться. Он сказал, что группа готовит покушение на царя. План был такой: стрелять из пистолета отравленными пулями. Саша сказал, что нужно прибегнуть к бомбам, иначе нет смысла и затевать дело. Саша и Говорухин сказали, что подумают, смогут ли принять участие в террористической группе.

— Организацию покушения я делю на четыре сорта, — говорил Шевырев так, точно товар предлагал, в чем сказывалась его купеческая хватка. — Деньги. Изготовление бомб. Организация метальщиков и сигнальщиков. Добывание сведений о жизни царя.

— Ну, ведь царь держит все в страшном секрете, — возразил Говорухин. — А это значит, что следить за ним практически почти невозможно.

— Для вас — да. Я этого и ожидал. А потому ставлю вопрос так: беритесь за то, что можете. Остальное сделают другие. За окончательным ответом я зайду на днях.

8

Арестованных студентов полиция выслала из Петербурга. Официально объявили, что такие меры приняты только по отношению к тем, кто кричал около кладбища. Это была ложь. Полиция воспользовалась демонстрацией, чтобы удалить из Петербурга «неблагонадежных». Студенты, участники добролюбовской демонстрации, решили выпустить прокламацию. Саше поручили составить текст.

«Темное царство, с которым он боролся, — писал Саша, вкладывая в каждое слово свою любовь к Добролюбову и ненависть к царизму, — не потеряло своей силы и живучести до настоящего времени… Он указал обществу на мрак, невежество и деспотизм, которые царили, да и теперь царят в русской жизни. Он не только заставил русский народ обратить внимание на свои язвы; в то же время он указал и средства, которыми они могут быть излечены. Как ни была неприглядна окружавшая Добролюбова действительность, как ни мало было в ней отрадного, он не потерял веры в русский народ, в его будущность. Только невежество порождало темное царство, оно составляло его силу, давало ему возможность подчинить своему гнету лучшие элементы русского народа. И это темное царство гнетет нас и теперь, но мы уже не сомневаемся, что дни его сочтены…»