Суворов двинулся по палубе скользящим шагом, протянув вперед руки. Игрой в жмурки он много забавлялся со своими подчиненными, коротая скучные вечера молодым еще командиром в Суздальском полку и даже в Бырладе перед штурмом Измаила. Суворов придавал глазомеру большое значение. Он сам обладал тонко развитым чувством пространства и считал, что пустая на первый взгляд детская забава развивает способность быстро ориентироваться в темноте. Подойдя к борту, Суворов пересчитал рукой все четыре фордуна.
Капитан-командор качнул «бушпритом».
– Он меня понималь лучше вы! – кинул сэр Бушприт командиру корабля. – Где есть фока-ванты, левый борт?
Называя части такелажа одну за другой, капитан-командор вел Суворова от мачты к мачте, со шканцев на бак корабля, заставляя его на ощупь находить названные предметы.
– Где есть грот-бом-брамсель[175]?
Ропот прокатился по толпе матросов на баке, когда Суворов подошел к основанию бушприта. У каждого, кто следил за игрой (а следили все), ёкнуло сердце: что, если капитан-командору вздумается спросить: «Где есть фор-стеньга[176]!» Чтобы коснуться рукой фор-стеньги, Суворову пришлось бы в сапогах, с завязанными глазами ступить на дерево, висящее над водой.
Так и есть!
– Где бушприт? – вопросил капитан-командор, подготовляя следующий вопрос о фор-стеньге.
Суворов на мгновение застыл, потом круто повернулся на голос капитан-командора и протянул руку с явным намерением схватить его за нос. Напрасно сэр Бушприт, отмахиваясь, отступал перед Суворовым. При общем хохоте кандидат на мичманский чин настиг капитан-командора, припер его к фальшборту[177] и, сорвав со своих глаз повязку, поднял руку.
Нанинг поспешил закончить игру:
– Вы есть достойны чина мичман. Получить патент! Будем друг другому. Вы, господин генерал, отлично мой понималь.
Суворов с повелительным жестом, не повышая голоса, сказал:
– Предлагаю вам, господин командор, приказать эскадре сняться немедленно с якоря и идти к указанному мной месту производить промеры!
Капитан-командор качнул «бушпритом» и приказал начальнику вахты:
– Свистать всех наверх! Сниматься с якоря!
Суворов поклонился всем и направился к трапу, провожаемый веселым гулом матросских голосов. Капитан-командор оценил их чувства и приказал:
– Матрос по вантам[178]! Кричаль три раза hourra[179]!
Сойма отошла от трапа. Суворов стоял около руля на корме.
Матросы на «Северном орле» белыми голубями взлетели наверх по вантам и дружно прокричали:
– Ура! Ура! Ура!
Нанинг, обнажив голову, помахал вслед сойме шляпой. Суворов также приподнял шляпу над головой. Кинбурнское перо сверкнуло на солнце синими и красными огнями.
Глава шестнадцатая
Заботы о деле, слишком малом для способностей и таланта Суворова, не могли заглушить его обиду. Напрасно он в раздражении взывал в столицу:
«Ради бога, избавьте меня от крепостей, лучше бы я грамоте не знал. Сего 23 октября я пятьдесят лет в службе. Тогда не лучше ли мне кончить карьер[180]?…»
После вспышек бессильного возмущения им овладевало уныние. Стараясь отделаться от него, Суворов убеждал себя, что и тут, в Финляндии, он делает важное для России дело, и собирался просить о назначении его командиром Финляндской дивизии.
Нелепые слухи и сплетни гуляли на его счет в столице. Повторялось в преувеличенном виде то, что тридцать лет тому назад болтали о Суздальском полку и его неукротимом полковнике. Снова говорили, что Суворов якобы изнуряет солдат непосильными работами, и даже намекали, что он пользуется солдатским трудом в интересах частных лиц, хоть в это не верили даже и сами шептуны. Суворов жаловался на клеветников в Военную коллегию, а самым беззастенчивым из них даже грозил поединком. Все эти простодушные способы борьбы с бесстыжими интриганами вызывали у его врагов злорадный смех.
В отчаянии Суворов готов был на крайность – подать в отставку. Друзья убедили его, что просить отставки опасно, – а вдруг ее примут! Впрочем, даже враги его не могли поверить, что Суворов бросит армию в трудные для Отечества дни. Турция, стесненная на берегу Черного моря и на Балканах, угрожала фланговым стратегическим ударом и обходным движением со стороны Кавказа и даже из Закаспийского края. Под влиянием французов турки снова начали поспешно вооружаться. В Черноморье и на Дунае опять повеяло войной.
Екатерина II в ноябре 1792 года назначила Суворова командующим войсками Екатеринославской губернии и Таврического края, включая Крым и Очаковский район.