Александр Суворов

«Вот куда я попал! Вот куда я стремился!» — говорил себе Александр, осматриваясь кругом.

День стоял безветренный, морозный. Туман затягивал дали сизой мглой. Казалось, что небо низко и вершины елей достигают облаков. Вправо на север уходила только что начатая просека Загородной перспективы. Извозчики-солдаты тянулись вереницей, вывозя на санях бревна с нового проспекта. Из лесу с разных сторон слышался стук плотничьих топоров — рубили связи для солдатских светлиц: полк только еще обстраивался в новой столице.

Из лесу поперечными просеками выходили кучки солдат с мушкетами на плече, в плащах с подобранными полами. Накануне выпал глубокий снег. Солдаты шли вразброд, утопая в сыпучем снегу. Не слышно было привычного в московской Семеновской слободе рокота барабанов с подвизгиванием флейт.

Стойкий часовой

Дядя, Александр Иванович Суворов, был холост и жил в офицерском доме — простой избе, хотя и очень обширной. Преображенский полк обосновался в Петербурге давно. Срубы домов — на московский манер: без подклетей, с шатровыми крышами — приобрели уже от непогоды благородный серый цвет старого дерева. Сосны кое-где еще уцелели вокруг, но рощи поредели, уступив место огородам и молодым садам. Прямые улицы, пробитые в направлении к Фонтанке, застроены почти сплошь домами с флигелями и надворными постройками и длинными приземистыми «магазейнами». Дальше, к северо-западу, поднимались шпили церквей и выше всех, подобно голой мачте яхты, с черным вымпелом наверху, — крепостной шпиль. Облако черного дыма на закате указывало место Литейного двора.

Квартира дяди очень напоминала и размерами, и расположением комнат, и всем устройством деревенский дом в подмосковной Суворовых. О чем только пожалел Александр — в офицерском доме не нашлось каморки под крышей. Дядя отвел Александру маленькую комнату внизу, с отдельным входом из сеней, в одно окошко. Рядом, за стеной, находилась приспешная, где помещалась вся прислуга дяди; туда же вселились и двое хлопцев Александра.

Когда Александр вернулся, дяди не было дома. Поговорив утром с племянником за чаем едва четверть часа, капитан Суворов простился с ним, отправляясь в какую-то срочную посылку, и все еще не вернулся. Племянник даже не успел разглядеть дядю. Порядков дома Александр еще не знал — готовили или нет обед и будут ли без дяди обедать. Привычное для Александра время раннего обеда давно прошло. От нечего делать, в надежде, что дядя возвратится, Александр расшил рогожный тюк с книгами и принялся их расставлять. Все на полке они не уместились и заняли еще ломберный стол и стулья.

Уже начало смеркаться — раньше, чем в Москве. Александр пожевал дорожных коржиков, запивая водой; не зажигая свечи, разделся, лег, накрывшись простыней, и уснул до утра.

Утром его разбудили задолго до света хлопцы. Топая, они внесли в комнату Александра, по обычаю, заведенному еще в Москве, большую дубовую лохань и два ведра с ледяной водой. Печь весело пылала, стрекая угольками и освещая светлицу.

Суворов снял рубашку и нагнулся над лоханью. Хлопцы сразу с двух сторон начали лить ему на спину воду. Александр, поеживаясь и кряхтя, подставлял под ледяные струи то голову, то спину, то правый бок, то левый, фыркая, мыл лицо…

— Дядюшка вернулся? — спросил Александр, кончив умываться.

— Еще ввечеру. Спрашивал про тебя и не велел будить до утреннего чаю, — доложил один из парней.

Хлопцы вынесли лохань, Александр взял со стола «Парле Франсе»[31] и, бегая кругом по комнате, чтобы согреться, принялся твердить французские слова и фразы при танцующем свете из устья печки:

— Иль фо леве, иль э бьен тан… Иль фо леве, иль э бьен тан. Тут а ку же серэ прэт а ленстан… Же серэ прэт а ленстан. Же серэ прэт а ленстан…[32]

Так продолжалось до тех пор, пока дрова в печи не превратились в груду пурпурно-золотых углей и при их свете нельзя было уже разобрать слов. Хлопец внес свечу:

— Дядюшка встать изволили и просят кушать чай…

Александр проворно оделся, вышел в «залу», а вместе с тем и столовую. Дядя сидел при свечах за столом уже в мундире и ботфортах. И сегодня дядя встретил Суворова так, как будто они всегда жили вместе, хотя вчера встретились в первый раз.

Александр Иванович Суворов — младший брат, но он показался племяннику старше отца: в поредевших волосах, гладко зачесанных назад и заплетенных в косичку, блистала седина. Взор усталый и сумрачный. Говорил он отрывисто и глухо:

— В какую роту зачислен? Видел Соковнина? В роте был? Капитану Челищеву явился?

Александр отвечал так же обрывисто и просто. Они напились чаю почти в молчании, оделись, вместе вышли. Им подали коней. Вскочив в седло, дядя и племянник, приложив руку к шляпе, поскакали в разные стороны.