Александр Пушкин и его время

Было объявлено, что отпевание тела будет совершено в Исаакиевском соборе, что в Адмиралтействе[23], первого февраля, в 11 часов до полудни. Народ устремился туда и находил храм запертым: отпевание происходило в другой церкви — в церкви Спаса Конюшенного. Тело Пушкина было перенесено в этот храм после полуночи, тайком, присутствовало при этом не более десятка самых близких поэту да десятка два бравых жандармов. У Адмиралтейства народ сразу же узнал, где назначено отпевание, бросился туда, и вся обширная площадь перед Спасом Конюшенным представляла собой сплошной ковер из человеческих голов. Когда после отпевания гроб выносили из церкви, чтобы поставить его в склеп при церкви, где тело должна было оставаться до отправления к месту погребения, процессия вдруг остановилась.

Поперек пути лежал человек большого роста. Он рыдал. То был Вяземский.

Лишь третьего февраля, в глухую ночь, со двора Конюшенной церкви выехал печальный тайный кортеж. Впереди всех в санях ехал жандармский офицер капитан Ракеев, за ним неслись дроги на санях, на них заколоченный в ящик гроб, на ящике белый крест. На дрогах примостился верный крепостной слуга поэта Никита Козлов, не отходивший ни на шаг от своего питомца до самой могилы. За дрогами в кибитке ехал назначенный царем в это сопровождение Александр Иванович Тургенев.

Езда была фельдъегерская, скакали сумасшедшие «по самонужнейшей казенной надобности», мгновенно меняя лошадей на станциях, загоняя их; тройки неслись одна за другой. Тургенев так и пишет в своем дневнике: «За нами прискакал гроб…»

Страшен был этот бешено скачущий по пустынным ночным улицам Петербурга гроб народного поэта, снова отправляемого в вечную ссылку на Псковщину. Пятого февраля после полудня были в Тригорском, где уже слышали о дуэли, но путем еще ничего не знали. Мороз был крепкий, Прасковье Александровне Осиповой нездоровилось, и после обеда, часу в третьем, она прилегла отдохнуть. И вдруг ее дочери в окна видят — во двор скачет возок, а за возком длинные сани с ящиком. Разбудили Прасковью Александровну, она вышла и встретила в гостиной старого своего знакомого А. И. Тургенева в сопровождении жандармского офицера. Тургенев по-французски рассказал хозяйке, что они привезли тело Пушкина, которое приказано доставить в Святогорский монастырь, но, не зная точно дороги, они сбились, иззябли, и вместо монастыря попали в Тригорское.

«Вот ведь какой случай! — восклицает в своих записках младшая дочь Прасковьи Александровны Катерина Ивановна, в ту пору четырнадцатилетняя девочка. — Не мог ведь Александр. Сергеевич лечь в могилу, не простившись с мамой и с Тригорским!»

В усадьбе, заваленной снегами, путников гостеприимно оставили ночевать, тело же приказали везти в Святые горы, куда нарядили также тригорских и Михайловских мужиков — копать могилу.

Копать могилы, однако, не пришлось — крепко промёрзла земля, была как железо, только разрыли снег, выломали яму. Утром, чуть свет, поехали в Святые горы оба тестя — хоронить Пушкина, а с ними две девушки, дочери Прасковьи Александровны, — Маша и Катя.

Ящик с гробом был внесен в церковь, где его отпел со всей братией настоятель монастыря столетний старец отец Геннадий. Потом ящик опустили в яму и в присутствии Тургенева, жандарма Ракеева, двух молодых девушек да толпы крестьян из Михайловского и Тригорского закидали снегом и песком.

Весною уже, как стали бурно таять снега и земля отошла, указал игумен вынуть ящик и гроб захоронить в могилу.

А могила, склеп и все, что нужно было для добрых похорон, устроены были уже заботами той же Прасковьи Александровны, так горячо и так незаметно любившей поэта всю его короткую, страстную жизнь…

Никто из родных тогда к опальной той могиле не приехал.

И последним тихим, сдержанным приветом, обращенным со скромными недомолвками к тени поэта, ложится на его снегом покрытую могилу письмо «невидимого свету друга» — П. А. Осиповой, адресованное Александру Ивановичу Тургеневу в Петербург.

«Февраль 17-го 1837 года Тригорское