Дело в том, что как бы мы с современных позиций ни оценивали политику русских князей, какие бы политкорректные заклинания ни произносили о том, что у Александра, у его предшественников и потомков были международные проекты в «духе Хельсинки», реальность такова, что угро-финские племена, населявшие русско-шведское порубежье, вообще не считались, выражаясь современным языком, субъектами истории и международного права. Это были данники, определенным образом воинский трофей, за который и велась борьба. Именно по территории этих народов и происходило движение границы. Завоевание шведами части Финляндии и их более позднее доминирование в Эстляндии не вызывало того отпора, который они получали, когда вторгались на земли, считавшиеся русскими своими священными, Богом установленными рубежами. Наши предки посчитали, что сил отнять этот шведский трофей на тот период недостаточно, и довольствовались теми землями, которые удержать было вопросом принципиальным. Речь идет о Карелии и Ингрии. Здесь наши предки были беспощадны как к врагу, так и к перебежчикам — данникам из местных финских народов. Как нам оценить такое отношение к финно-угорским этносам в те времена? Во всяком случае, для полноценного понимания данной ситуации необходимо помнить, что к крещеным корелам русские относились как к надежным и полноправным союзникам. Не случайно корелы бежали от «цивилизованного» шведского натиска в XVII веке из родных земель в тверские земли и их православные потомки живут там и поныне вместе с русскими.
Несомненно, именно религиозная составляющая была важным критерием оценки подвластного русским народа. И пусть корелы были крещены довольно поздно (официальное крещение состоялось только в 1227 году), они с давних пор выступали верными союзниками Новгорода, будучи еще язычниками. К другим язычникам финского Севера русские не были столь благосклонны, и здесь отношения строились «по-разному». Например, страж Невского устья ижорянин Пелгусий, будучи православным и, возможно, уже не в первом поколении, пользовался вместе со своим родом особым доверием Новгорода и верно послужил Александру Невскому. Но далеко не все его соплеменники оставались всегда политическими союзниками русских. И не всех из них жаловал князь Александр и его потомки.
Говоря о политическом наследии, невозможно особо не отметить один важный дипломатический успех Александра Ярославича в деле укрепления самой северной границы Русского государства и Новгородской земли. Речь идет об инициативе князя в деле сватовства его сына Василия к дочери норвежского короля Хакона Кристине, которое носило явный дипломатический подтекст. Скорее всего, сама тема сватовства была далеко не главной, исходя хотя бы из того соображения, что сватовство, собственно говоря, и не состоялось. В дальнейшем, после первого разговора на эту тему, стороны более не возвращались к этом вопросу. Сватовству сопутствовали переговоры о границе между Русью и Норвегией, и именно они были главной темой политических контактов сторон. Возможное сватовство и в перспективе свадьба были, в определенном смысле, фигурой дипломатической вежливости и выказыванием уважения сторон, служили определенной гарантией миролюбивых устремлений договаривающихся государей. Как бы там ни было, дипломатический прием (а то, что это был именно он, в этом трудно усомниться) со сватовством помогает заключить русско-норвежский союз, который был серьезным политическим противовесом шведско-норвежскому союзу, заключенному в 1250 г. при Сульберге, закрепленному действительно состоявшимся бракосочетанием дочери шведского правителя ярла Биргера и сына Хакона Старого Хакона.
В 1252 г., после Неврюевой рати, Александру было уже не до вопросов сватовства его сына. Вопрос, как сейчас говорят, «потерял актуальность». Кристина была выдана замуж в Испанию только в 1257 г. Но с русской стороны не поступало новых предложений о браке за эти пять лет, прошедших с момента первого контакта. Мирный договор с норвежцами был заключен и без свадебной подоплеки и определил незыблемость русских северных рубежей фактически до нашего времени. Причем современные историки считают, что соглашение о границах были приняты в отсутствие Александра в Новгороде. А так как Александр и его сын Василий оказались в момент прибытия послов от норвежского короля в Суздальской земле, залечивающей раны после Неврюевой рати, разговора о сватовстве, если бы норвежская сторона пыталась и хотела его реанимировать в ответ на русскую инициативу, было просто не с кем вести. Отсутствовал не только князь Александр, но и главный фигурант дела, его сын, потенциальный жених.