Читаем Александр Михайлович Ляпунов полностью

Взаимоотношения у директора с профессорами не могли быть простыми. Михаил Васильевич пришел в уже сложившееся общество преподавателей, среди которых многие были старше и опытнее его. А по инструкции ему полагалось их контролировать, ежедневно посещая лекции, осуществлять надзор за направлением и духом преподавания. Каждый учебный предмет, каждый профессор должны были постоянно пребывать в поле его зрения, ибо, как сказано в инструкции, «за всякое не открытое благовременно предосудительное чтение лекций отвечает директор лицея». Но можно ли с успехом поверять дело, в котором сам никак не смыслишь? Обстоятельства службы призывали Ляпунова в круг новых, необычных для него интересов и знаний. Библиотека его умножается сочинениями на русском, немецком и французском языках по философии, истории, этнографии, политической экономии, литературе.

То-то удивился бы покойный Иван Михайлович, когда б обнаружил на книжных полках своего питомца «Космос» и «Картины природы» Гумбольдта, «Новый опыт о человеческом разуме» и «Рассуждение о метафизике» Лейбница, «Эпохи природы» Бюффона, «Историю философии» Бауэра, «Историю индуктивного знания» Дробиша и многие другие труды отнюдь не из области точных наук. Свободными вечерами просиживает Михаил Васильевич за книгами допоздна, восполняя недостаток в знаниях, сосредоточенных прежде исключительно в астрономии и математике. Эти изучения открыли его уму доступ в такие отрасли науки, которыми он ранее пренебрегал. Свидетельством новых интересов Ляпунова остались найденные после его смерти многочисленные выписки из философских, исторических и географических трудов, а также автографы, посвященные таким, к примеру, вопросам, как значение классического образования.

Погруженный в основательно ведомое им дело самообучения, Михаил Васильевич переложил заботу о воспитании детей на плечи жены. И с чего ж было ей начать, как не с музыки — непременной отрады души своей! Быть может, натолкнул ее на это необычно ранний интерес Сережи к игре на фортепиано. Еще не умея хорошо говорить, требовал он порой, чтобы мать исполняла полюбившиеся ему пьесы. Когда мальчики несколько подросли, Софья Александровна стала объяснять им деление нот, их расположение на линейках, составляла первоначальные упражнения для пальцев. В скором времени до многочисленных обитателей лицея стали доноситься из директорской квартиры робкие, неуверенные звуки, исторгаемые пианино.

<p>ЗАВЕРШЕНИЕ ДЕЛ</p>

Сверх всякого ожидания статья показалась ему недурной. По крайней мере против той, что довелось читать в предыдущем номере «Ярославских губернских ведомостей». Сейчас все взялись за перо: положение лицея составляет для ярославского общества событие, и каждый считает возможным упражнять свой разум на этот счет. Отовсюду слышны мнения, их говорит всякий. В местной прессе то и дело появляются статьи, в которых живо обсуждается вопрос: быть или не быть лицею? Тон их до того между собою несходен, что у рядового читателя, должно быть, голова пошла кругом от обилия планов и суждений. Но наконец-то Ляпунов встретил созвучные своей душе мысли. Соображения, высказываемые автором, вполне сообразны его собственным выводам.

Что дело уж давно не так идет — ни для кого не новость. По прошествии тех семи лет, что Ляпунов пребывал в должности директора, состояние лицея приняло худший вид. Сводить концы с концами становилось год от году тяжеле и тяжеле. Могло ли так продолжаться и далее? Все сходятся на том, что пора положить сему предел. Но вот какие взять исправительные меры — тут нет единодушия, всяк держится своего особого взгляда.

Давно ли полагал Ляпунов, что жизнь его покойно и надежно устроена? А ныне не мог он с уверенностью судить даже о завтрашнем дне. Такая совершенная неопределенность гасит всякое воодушевление. Прошедшие годы настойчиво пытался Михаил Васильевич укрепить лицей на более прочном основании, но не успел в том нимало. Обстоятельства оказались сильнее. Теперь уж и сам директор не сомневается в том, что дальнейшее существование Демидовского лицея при настоящем его характере сделалось невозможным.

С такой именно фразы и начал Ляпунов свое выступление на последнем заседании лицейского совета. Да, именно так: сделалось невозможным — намеренно повторил он тогда и оглядел членов совета и приглашенных представителей губернского дворянства. Некоторые смотрели на директора с плохо скрываемой тревогой, другие — упершись в него прямым недоверчивым взглядом, третьи казались рассеянными или задумчиво-выжидательными. Вся беда в том, что интересы присутствующих были настолько несогласны, что невозможно было собрать среди них сколько-нибудь многочисленную партию единомышленников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии