Александр II

Жизнь в Ливадии шла давно заведенным образом, не допуская отклонений от строгого и монотонного порядка. Те же часы завтрака, прогулки, обеда, вечернего собрания. Все делалось как по уставу, и никому из обитателей не позволялось открытой независимости. Однообразие ливадийского существования прерывалось какими-нибудь памятными датами или торжественными празднествами. То отмечали годовщину событий Крымской войны, то государь устроил угощение для гвардейской конвойной роты, несшей охрану дворца, то отправился на новой, роскошно отделанной яхте «Ливадия» в Севастополь для смотра Преображенского и Семеновского полков, возвращавшихся домой с Балкан.

Распорядок дня государя не слишком переменялся по сравнению с петербургским: те же прогулки по утрам (с заходом в Бийюк-Сарай к Кате), завтрак с крепким кофе, работа с бумагами, привозимыми фельдъегерями из Петербурга почти каждый день, прогулка, полдник, прием посетителей и близких, а после раннего ужина игра в карты, если не устраивалось чего другого. Ему нравилось такое времяпрепровождение, нравилось море, чистое небо, легкий воздух; нравилось купаться каждый день и пить красное и белое вино из своих подвалов.

Мальчишкам было скучно. Они то устраивали поход в горы, то катание на шлюпке, то по подсказке цесаревича часами играли в городки. Наконец, царские сыновья Сергей и Павел затеяли спектакль. Решили поставить гоголевского «Ревизора» и сразу предложили отцу роль Городничего. Тот посмеялся и сказал: «Нет, стар уже». Впрочем, актеров набрали без труда. Необыкновенно живой, ловкий и неугомонный Павел играл Хлестакова, а Городничего – Сергей, подчас пугавший отца своей сумрачностью и сосредоточенностью, а так малый был добрый.

Репетиции шли почти месяц. Много было шума, смеха, криков. Привлекли живших рядом Константиновичей, молодых флигель-адъютантов, нескольких барышень, и каждый день после обеда во дворце, а чаще в парке устраивались репетиции, на которых веселились вовсю до темноты, когда пьеса незаметно забывалась, появлялись гитары, и звонкие тенора и баритоны распевали романсы…

Спектакль был назначен на 16 октября и прошел с большим успехом. Все очень хвалили великого князя Павла и умалчивали о неловкости его брата.

Другой наш герой, Дмитрий Алексеевич Милютин, в то время жил вблизи Ливадии в своем имении Симеизе и, подобно государю, испытывал страдания и радости отцовства.

Впрочем, радость первая относилась лично к нему. Вечером в среду 30 августа полковник Фуллон принес в Симеиз конверт с высочайшим рескриптом о пожаловании графского достоинства. Жена и дети были поражены и обрадованы без меры. Прибавка почетного титула, возможность появления графской короны на их письмах и визитных карточках доставили им изрядное удовольствие.

Сам же новоиспеченный граф был скорее удивлен неожиданностью награды. Мелькнула мысль, уж не вспомнил ли государь старое намерение князя Барятинского о приобщении «ненавистника дворянства» к родовитой аристократии… Но как бы то ни было, следовало благодарить.

Ради такого случая Милютин верхом отправился в Ливадию, где государь с милостивой улыбкой его встретил на аллее парка. И как ни равнодушен был Дмитрий Алексеевич к титулам, а все же само желание Александра Николаевича отметить его многолетнюю деятельность, конечно же, было приятно. Рескрипт был составлен в самых лестных выражениях, видно, поработал граф Адлерберг. Выпили шампанского за здоровье нового графа Российской империи и за здоровье государя, и Милютин возвратился домой.

Следом за радостью пришло огорчение. Старшая дочь Лиза вошла утром в кабинет и решительным тоном заявила, что «в силу некоторых обстоятельств» не может больше находиться в свите императрицы и намерена удалиться от света. Так вот какова оказалась причина ее грусти, замкнутости и сухости с ним в последнее время!

– Да почему же? – недоумевал отец.

Ответом было молчание.

Тут Дмитрий Алексеевич вскипел и потребовал от дочки полного отчета. Не место вблизи «солнца» было ему дорого, не должность фрейлины, а пугало сумасбродство – как можно просто поломать налаженную жизнь? А каково будет отношение государыни?

Тут Лиза во второй раз удивила отца. По ее словам, она уже переговорила с Марией Александровной и встретила с ее стороны понимание и полное сочувствие. Трудно представить печаль и обиду отца, вдруг открывающего, что его дитя, такое еще маленькое, несмышленое, вдруг самостоятельно – и втайне! – принимает решение, меняющее всю жизнь ее. Добро бы вышла замуж, хотя и изменение судьбы, но все как у людей…

На адрес военного министра между тем лился поток поздравлений – телеграммы, письма, адреса, одни от начальствующих лиц, другие от подчиненных, третьи – от близких приятелей и знакомых. Изъявляемые в поздравлениях чувства были столь сильны, что Милютин записал в дневник: «Можно подумать, что те и другие более радуются моему титулу, чем я сам и моя семья».