Александр II

Возникали и безотлагательные внутренние дела. 24 марта у государя состоялось новое совещание о мерах против распространения социалистической пропаганды. Участвовали Милютин, Валуев, Тимашев, Мезенцов, граф Толстой, граф Пален. «Говорили много, но большею частью все давно известное и пережеванное; ничего, конечно, не придумали», – резюмировал в дневнике Милютин.

В Европе же закипела невидимая, но яростная дипломатическая борьба. В очередной раз Россия осталась без союзников в трудный для себя момент. Бисмарк в феврале заявил, что на предстоящем конгрессе выступит в роли «честного маклера», иначе говоря, не будет поддерживать Россию. Австрийский министр иностранных дел граф Андраши готов был приложить все силы, чтобы вернуть карту Балкан к тому состоянию, в каком она была до войны, с тем, однако, чтобы самим получить Боснию, Герцеговину, а по возможности и политический контроль над западной частью Балкан.

Дизраэли был скромнее в своих желаниях. Он намеревался получить для Англии только остров Кипр. Под прикрытием заверений в защите от «русской угрозы», англичане предъявили султану ультиматум. Тот согласился уступить остров, но нигде об этом открыто не заявил. Дизраэли это не смутило, и в июне Кипр был оккупирован английскими войсками. Лондон и Вена договорились о совместной линии поведения на конгрессе.

На очередном совещании у государя обсуждались нахальные действия англичан, угрожающих вступлением в Босфор. «Почему же не мы?» – гневно спрашивал государь. Все благоразумные люди понимали, что для России сейчас рисковать войной было бы гибельно, но больно было идти на уступки из-за прямого давления Европы.

Александр Николаевич, вопреки обыкновению, был раздражен и крайне нервен. Завязалась схватка между ним и князем Горчаковым по поводу протеста против действий британского кабинета. Канцлер находил это бесцельным и отказался подписать заявление такого рода. Спор окончился ничем.

– Когда честный человек ведет дело честно с человеком бесчестным, – заключил Александр Николаевич, – то всегда остается в дураках.

Причины раздражения государя знал Милютин. Было принято решение о замене главнокомандующего на Балканах. Генерал Тотлебен вначале посылался «на помощь» великому князю Николаю Николаевичу, а затем для смены его «в случае болезни». Николай Николаевич издавна находился с Тотлебеном в натянутых отношениях, и в рамках дозволенного излил свое недовольство в письме к брату, но внешне все выглядело благопристойно. Повелением государя великим князьям Николаю и Михаилу Николаевичам присваивалось высшее воинское звание фельдмаршала.

Кроме того, очередная болезнь императрицы возбудила общее тревожное ожидание. Обсуждали при дворе мрачный вид царя и возросшую надменность княжны. Плеврит у царицы усилился и превратился в сильное воспаление легких. 28 мая доктор Боткин заявил, что не ручается за исход этой болезни, особенно ввиду непомерной слабости больной.

Вероятность войны с Европой в те дни рассматривалась как вполне реальная. Милютин разрабатывал мобилизационный план, а его недруг князь Барятинский в последний раз был призван на государственную службу: император решил доверить ему командование войсками на европейском театре. К счастью, опасения были напрасны.

30 апреля на Дворцовой площади был торжественный развод. Всем было приказано прибыть в парадной форме для приветствия приехавшего фельдмаршала великого князя Николая Николаевича. Доклады командиров, прохождение батальонов и эскадронов прошли как обычно. После криков «Ура!» оба новых фельдмаршала подошли к государю и просили его принять высшее воинское звание.

Казалось бы, что можно добавить к титулу Царя-Освободителя, но – слаб человек. Перед обедом Александр II распорядился наложить на свои погоны и эполеты знак фельдмаршальских жезлов.

Мирный конгресс открылся в Берлине 13 июня. Участвовали в нем представители четырех великих держав, а также Франции, Италии и Турции.

Берлинский конгресс стал для Александра II вторым такого рода после Парижского, но, к сожалению, не столь удачным. Работа его продолжалась всего месяц, так как фактически результаты были предопределены заключенными соглашениями Англии с Россией и Австро-Венгрией. Франция и Италия просто присутствовали при сем, пытаясь по мере возможности урвать кусок от обширной Оттоманской империи.

Неудачный для России исход Берлинского конгpecca был предопределен и тем, что во главе русской делегации оказался увядший и простодушно честолюбивый князь Горчаков.

Александр Николаевич не хотел посылать его в Берлин и решил лично объявить ему это. Приехавший ранее государя к болевшему министру его заместитель Гирс застал князя в постели за чтением французского романа. Обрадованный вестью о визите царя, Горчаков бросился бриться, мыться, охорашиваться. Встретил он государя в швейцарской.

– Я счастлив, ваше величество, что Провидение позволяет мне принести последнюю жертву Отечеству. Я готов ехать в Берлин!