Александр II

Но поворотив было в Петергоф, вдруг приказал собрать офицеров. На востоке уже посветлело, и утренняя прохлада заставляла многих ежиться. Слушая добродушный голос командира измайловцев, Александр Николаевич смотрел в лица офицеров. Многих не знал он, на иных читал не прежнее обожание, а что-то такое… То-то сейчас удивятся!

Раскатистым командным голосом он объявил о своем позволении офицерам выходить временно в отставку, чтобы ехать на Восточный театр войны. Помедлил и добавил, что обещает, что каждый возвратится потом в свой полк, не потеряв старшинства.

И сердце его вмиг согрелось от разом просиявших лиц и восторженных криков. Хорошо!..

Между тем сербы терпели неудачу за неудачей. Шувалов из Лондона сообщал об ужесточении позиции английского кабинета министров. Игнатьев из Константинополя писал, что реформы Мурада V еще могут увенчаться успехом и нужно лишь терпение. Из Москвы приехал князь Черкасский и передал вести об общем неудовольствии выжидательной позицией России. Хвастун и болтун генерал Фадеев получил свидание с Милютиным и объявил, что совершенно изменяет свой образ мыслей относительно военной администрации и организации войск, и прямо просил определить его снова на службу для поддержания войск в Черногории. Ответ военного министра был неопределенен из вежливости, ибо буквально за несколько минут до Фадеева Милютин принимал деятелей Славянского комитета, убедительно просивших не допускать Фадеева до участия в делах славянских вообще.

В то время в дворцовых кругах с некоторым удивлением заметили возрастание роли императрицы, которая поправилась в здоровье, хотя похудела и постарела. Мария Александровна все чаще выходила на большие и малые приемы, выходы и обеды. На осмотре картографических работ военного министерства она долго разглядывала карту Турции, где были показаны действия турецких войск против Боснии, Герцеговины и Сербии. Мария Александровна не скрывала, что принимает близко к сердцу беды турецких славян, и выражала недовольство пассивностью нашей дипломатии. Она с сожалением сказала военному министру о старческой слабости канцлера:

– Признаться, я уже избегаю входить с ним в разговоры. Это раздражает мои нервы. Однако же он после каждого совещания у государя отправляется ко мне, – печально улыбнулась она. – А между тем какое страшное кровопролитие идет там, может быть, в эти самые минуты…

– Да, ваше величество, – согласился Милютин. – Согласно последним телеграммам, инсургенты дерутся подряд четыре дня. Боевые припасы у них кончились и начали биться на ятаганах. Надобно возлагать надежды на лучший оборот дела, когда государь поедет на границу.

– А до тех пор? – вздохнула Мария Александровна. – Сколько бедствий вынесут эти несчастные.

30 июля по плану летних учений предстоял общий корпусной маневр. Наследник приехал с сыном, и император этому обрадовался неожиданно больше всех. Учение было непродолжительно и рассчитано скорее на дам – королеву греческую, цесаревну и ее сестру, принцессу Тира, сопровождаемых обоими королями и многочисленной свитой. Было скучновато. Солнце пекло нещадно.

Вдруг он вспомнил, как в такой же день, но пятьдесят лет назад – Боже, как далеко! – в первый раз надели на него мундир Павловского полка, и отец сам поставил его в строй рядом с седоусыми ветеранами.

Император оглянулся:

– Ники, поди сюда!

Робкий белокурый мальчик, миловидностью чрезвычайно похожий на мать, послушно подбежал к деду. Ему едва исполнилось восемь лет.

Сознавая величие своего действия, но и просто радуясь тому, что этот мальчуган вслед за ним и своим отцом тоже взойдет на российский престол и будет царствовать долго и счастливо, Александр Николаевич повел внука к стоявшему у подножия холма Павловскому полку. Форма не та, не было уже седоусых ветеранов. Молодые румяные лица обратились к нему. Как и отец тогда, он сделал несколько шагов перед строем и строго произнес:

– Подвинься-ка, братец! Вот вам еще солдат!

Спустя несколько минут полк штурмовал высотку, на вершине которой стоял царский шатер. Все было, как тогда, крики «ура!», жаркое дыхание сотен молодых парней, возбуждение и азарт зрителей и – маленькая спотыкающаяся фигурка, которую солдаты старательно огибали и пропускали вперед.

Ники взобрался на холм и остановился в недоумении. Солдаты строились в шеренги, но издали ему рукой махала мама. Он посмотрел на центр всего – бесстрастное, красивое лицо с бакенбардами – и подбежал в ожидании похвалы.

– Плохо! Плохо, братец! – с осуждением сказал император. – Мямля ты какой-то… Скажи-ка мне, сколько эскадронов в гусарском полку?… А в кирасирском?… Запомни: в кирасирском полку шесть эскадронов, в драгунском – десять, а в гусарском и уланском – по восемь. Это надо знать!

Он тогда ответил отцу без запинки.

Мальчик так огорчился, что губы его задрожали и крупные слезы, одна за другой покатились из глаз.

– Ну, ладно, ладно! Будет! – сконфуженно забормотал император, нежно любивший «солнечный лучик», как он называл Ники за очаровательную улыбку. – Будет из тебя настоящий солдат.