Как бы то ни было, поджигателей не нашли, явного заговора не обнаружили, однако государю вновь указали на опасность «вольного духа», и он согласился, что надо этот дух укоротить. Вице-губернатору Тверской губернии М.Е. Салтыкову, призванному на службу во время «оттепели», предложено было подать в отставку. Для борьбы с левыми радикалами на восемь месяцев приостановлено издание «Современника» и «Русского Слова». Арестовано несколько человек, в том числе известный публицист Чернышевский.
4
Так ли уж был опасен для покоя империи Николай Гаврилович Чернышевский, бывший семинарист, а ныне редактор и литератор, получивший, правда, широкую известность в прогрессивном обществе? За Александром II стояли жандармы, полиция, гвардия, армия, сотни доносчиков, тысячи чиновников, сотни тысяч дворян, миллионы покорных мужиков. За Чернышевским – его слово, истинное в той же мере, сколько и ложное, и своей двусмысленностью прельстившее тысячи молодых, искренних и жарких сердец. Под его непосредственным влиянием складывалась подпольная революционная организация «Земля и воля», формировалась на новой идейной и моральной основе когорта жертвенников-революционеров. Они верили в революцию и всеми средствами готовили ее. Александр чувствовал это и все свои усилия полагал на предотвращение такого исхода для России.
7 июля 1862 года Чернышевский был препровожден в Петропавловскую крепость и посажен в одиночную камеру Алексеевского равелина. Однако с юридической точки зрения преступление его следовало еще доказать и вину обосновать. Не судить же за высказанные мысли, хотя бы и принесли они немалый вред. Поводом для ареста послужило перехваченное письмо Герцена к Н.А. Серно-Соловьевичу, в котором упоминался Чернышевский в связи с намерением печатать «Современник» в Лондоне. На суде Николай Гаврилович докажет, что письмо – фальшивка, но что он и власть – враги, было давно ясно обеим сторонам.
А ведь родился в семье священника, учился в Саратовской духовной семинарии и, казалось бы, был сформирован устойчивой патриархальной средой русской провинции. Но семнадцатилетний семинарист вдруг отправляется в Петербург, и там его немалые таланты получают неожиданное развитие.
Чернышевский стал крупнейшим и виднейшим выразителем не просто идеи, но целой идеологии, логически стройной и последовательной, имевшей своим выводом непосредственные практические действия – расшатывание самых основ, впитываемых с молоком матери: веры в Бога, уважения к родителям, верности царю и Отечеству.
Обманчива бывает внешняя доброта. За ней могут стоять как истинная любовь, так и равнодушное следование обычаю. Но что хуже – за ней может стоять зло, не пустое слово, не отвлеченное понятие, а раз-нуздание зверя в человеке.
Добро одухотворено любовью, зло движется противодуховной враждой, и если добро по самой природе своей религиозно, зло в своем естестве состоит из слепой отвращенности от Божественного. В создаваемой революционными демократами идеологии радикальное и всестороннее безбожие сливалось с отрицанием всего существующего порядка и образа жизни. Свое личное знание и мнение они подставляли на место законных ценностей, спекулируя на мечтательной доброте и легковерии молодых.
Зло входит в мир лестью и обманом. Прогрессисты поступили просто: они разложили жизнь на составные элементы, лишив ее цельности. А в мире нет ничего совершенного, и всякое явление имеет оборотную, подчас весьма неприглядную сторону, и всякий герой на пути свершения великих дел колеблется и падает едва ли не на каждом шагу. Вот об ошибках да слабостях и втолковывали первые прогрессисты своим адептам. Они осмеивали и принижали все старые идеалы, подменяя извечные ценности идолами. Громко говорилось о науке, о факте и прогрессе, а вполголоса – о свободе, равенстве, братстве и социализме. Тогда стал популярным стишок:
Иван Сергеевич Тургенев, удивляясь и пугаясь нового явления в русской жизни, создал образ Базарова, нигилиста, самого выжигающего у себя душу. Валом пошли к нему письма. В одних писателя обвиняли в мракобесии и сообщали, что с «хохотом презрения сжигают его фотографические карточки». В других упрекали в низкопоклонстве перед молодым поколением. Тургенев попал в самый нерв общественной жизни.
В жизни «Базаров» был не один, за ним тянулись и люди слабой воли и не одаренные большим разумом, для которых подчас обрамление идеи было важнее ее сути. Проповедуй Базаров лысизм, и те же Кукшина и Ситников первыми остриглись бы наголо, полагая в этом жертвенный порыв на благо прогресса.
«Происходит какая-то путаница, – тихо удивлялась дочь придворного архитектора Елена Штакеншнейдер, – слово „прогресс“ заменило слово „цель“».