Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

Этот поступок нанес тяжелейший удар по ожиданиям Константина Николаевича: «Папа крайне раздражен моим оставлением флота и не хочет мешаться ни в какие мои дела. Ни за что не допускает мысли, чтобы я продолжал носить морской мундир. Обвиняет меня в многолетнем лицемерии, предоставляет служить и прислуживаться в разных канцеляриях и министерствах, но без флотской формы»^{199}. Решение сына в корне расходилось с принципами августейшего контр-адмирала, заложенными еще в детстве. Всю свою жизнь старший великий князь чтил отца и преклонялся перед ним. Неслучайно, что своего первого сына Константин Николаевич назвал в его честь. Такого же отношения к себе он ожидал от великого князя Константина Константиновича: «Папа начал с того, что мое нежелание служить во флоте и заявление о том его глубоко огорчает, что я нанес ему тяжелый удар, и что теперь, когда он и так уже сряду имел неприятностей, эта рана останется неизлечимой до конца его жизни. У него слезы были на глазах… Папа так смотрит на вещи: отец определяет будущность сына, невзирая на его наклонности. Сын должен повиноваться беспрекословно. Так думал и поступал Николай I, и дети его не сопротивлялись»^{200}.

Однако это было не последнее разочарование Константина Николаевича. Еще одним ударом для него стала новость о том, что сын решил посвятить себя поэзии. Все в том же 1881 г. в «Вестнике Европы» были напечатаны стихотворения, автор которых скрылся под криптонимом К.Р. Но Константин Николаевич сразу догадался, кому принадлежат прочитанные им стихи, и вызвал сына на разговор. Он говорил, что «каждый раз эти стихи возбуждали в нем самое неприятное чувство» и что ему было стыдно. Со слов отца Константин Константинович пишет в дневнике, что тот сам в юности увлекался поэзией. Но когда об этом узнал Николай I, последовал строгий выговор: «Николай Павлович сказал: Je voudrais fair mon fils mort plus tot que poete[6]». Он не допускал мысли, чтобы великий князь мог и подумать о каком-либо занятии вне службы государству. «Папа заметил мне, — продолжает К.Р., — что, вероятно, его слова будут мне неприятны, но что он человек старого времени и своих взглядов переменить на новый лад не может»^{201}.

«Новый лад» для Константина Николаевича заключался в тех принципах и идеях, которые развивались во время царствования Александра III. В отличие от Александра II, который с большой охотой привлекал образованных и талантливых людей к участию в государственных преобразованиях, новый император стремился ограничить круг государственных деятелей. Не был он и сторонником того, чтобы другие члены императорской фамилии имели значительный вес в политических делах. Он не только отстранил их от управления, но и задумался об уменьшении принадлежавших им по закону прав. Отношение Александра III к августейшим родственникам отчетливо выразилось в том, что он внес значительные изменения в «Учреждение об императорской фамилии». Их суть состояла в ограничении числа членов дома Романовых, которые могли бы претендовать на то, чтобы называться великими князьями и иметь соответствующие привилегии, в том числе получать немалое содержание из государственной казны. По новому установлению правнуки монарха и последующие поколения получали титул князей крови императорской^{202}. Заметно сокращалось и их содержание: в отличие от внуков императора, которые по совершеннолетию получали 150 тысяч рублей в год, им стали выделять всего 30 тысяч^{203}. Также замедлялось продвижение по службе.

Нововведения стали настоящим потрясением для августейшего семейства, ведь теперь дети здравствующих внуков императора едва ли могли рассчитывать на уже ставшие привычными привилегии: «Кто-то из них в шутку назвал их Указом о Сидоровых козах, так как эти будущие потомки не имеют определенного имени»^{204}. Впрочем, у Александра III были основания задуматься об ограничении «для будущего»^{205}, как он говорил, числа «высочеств», тем более что он не видел в них помощников в деле государственного управления. Если при Николае I великих князей было 5, то при Александре III их стало уже 24, а впоследствии, при Николае II, — 22 и 13 князей крови императорской, не считая герцогов Лейхтенбергских, князей Романовских. Чем больше становилось великих князей, тем легче им было затеряться в окружении императора. Все дальше отходили они от участия в жизни государства, отдавая предпочтение личным интересам.