Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

Военные (а их мнение в решении подобных вопросов учитывалось в первую очередь) в подавляющем большинстве были сторонниками сохранения постоя, который стал важной частью военного хозяйства, армейского быта. Именно проживание на зимних квартирах позволяло осуществлять незаконные, но освященные традицией хозяйственные манипуляции, деликатно именуемые «экономией». Солдат питался со стола хозяина, армейские лошади паслись на общинных пастбищах, а зимой ели крестьянский овес и сено. Перед уходом в лагеря полагалось все эти расходы возмещать, однако на практике последнее происходило крайне редко. Сэкономленные таким способом деньги пополняли так называемую артельную сумму (форма солдатской кооперации), полковую казну и карманы офицеров. Отмена натурального постоя стала бы сильным ударом по устоявшейся схеме обеспечения вооруженных сил. Большую часть «экономии» командиры частей расходовали не на личное обогащение, а на нужды своих полков. Существовавшая табельная система выдачи казенного довольствия натурой (обмундирование, обувь, провиант, хозяйственный инструмент, упряжь и т. д.) не соответствовала жизненным реалиям, и это несоответствие ликвидировалось не вполне законным способом. Поэтому командиры рот и полков (это были не только тактические, но и хозяйственные единицы) с трудом представляли себе, как обойтись без проживания в домах обывателей. На зимних квартирах сберегались обмундирование и обувь, так как солдаты переодевались в армяки, кафтаны и валенки.

Сторонники постоя имели еще один неоспоримый довод. Вчерашние крестьяне получали своеобразный отпуск, «отдыхали» от дискомфортной казенной обстановки, на время возвращались в сферу привычного деревенского быта. «Солдат с радостью уходил на “вольные квартиры”, потому что его там ждали и отдых, и относительная свобода… ждали и деревенские праздники с пивом, и “ряженье” на святках, что очень любили в те времена солдаты», — отмечал один из военных бытописателей^{436}. Казарменная обстановка, наоборот, оказывала гнетущее психологическое воздействие и увеличивала число дезертиров. Бывали случаи, когда после перевода в так называемые тесные квартиры из одного полка ежемесячно бежало более чем по взводу — до 40 человек. При размещении по деревням беглых было намного меньше^{437}. В «отпуске» чувствовали себя и офицеры, поскольку «рассеянное» расположение полков и ненастная погода освобождали от утомительных строевых занятий, смотров и пр. Нередкими были случаи, когда большая часть офицеров-помещиков разъезжалась по своим родовым гнездам, оставив часть на попечение проверенных унтеров.

Военное начальство имело еще один повод не форсировать строительство казарм. На постое солдаты находились в лучших санитарных условиях, чем в казенных зданиях, которые, как правило, были переполненными сверх всякой меры, холодными и сырыми, уступали по комфортности даже курным избам. Заболеваемость в первом случае оказывалась более высокой. Шанс подцепить опасное легочное или желудочно-кишечное заболевание в казенном доме был выше, чем в незащищенной от эпидемии деревне, поскольку именно скученность способствовала распространению «прилипчивых» болезней. В 1855–1861 гг. в вооруженных силах России только от легочных болезней умерло 70248 нижних чинов, причем едва ли не такое же число вышло в отставку «безнадежно больными». Печальными лидерами здесь были гвардейские полки, большая часть которых располагалась в казармах^{438}. Еще более ярким показателем является фактическое равенство в уровне смертности нижних чинов на Кавказе и в Польше. Губительный для европейцев климат, частые случаи заболевания на Кавказе чумой и холерой, постоянное «проживание» там малярии и брюшного тифа полностью уравновешивались убийственным микроклиматом бараков, в которые во избежание нежелательных контактов с населением помещали солдат в Привислянском крае.

Трудно записать в число противников постоя и тех правительственных лиц, которые отвечали за финансы. В 1820-е гг. армия тратила на закупку провианта, овса и сена около 5 млн. руб. ежемесячно. 7–9 месяцев в году солдаты жили на зимних квартирах и соответственно 5–3 месяца в лагерях, где уже кормились из казенного котла. Несложные расчеты показывают, что на зимних квартирах армия потребляла бесплатно обывательского хлеба и фуража на 40–45 млн. руб. ассигнациями ежегодно. Эти расходы не фиксировались ни в каких документах и не учитывались никакой статистикой. В районах, где топливо стоило денег, постой требовал дополнительных расходов на обогрев помещений, занятых военными. В 1814–1816 гг. квартирная повинность оценивалась в 2 млн. руб. ассигнациями^{439}. Отмена ее в натуральном виде и перевод в денежную форму означали повышение прямых и уже не «скрытых» расходов на военные нужды и, как следствие, поиск источников для их покрытия, неизбежность крайне непопулярных мер в виде повышения налогов.