Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Суслов, как вспоминают близко знавшие его люди, всегда избегал скользких тем и никогда не высказывал своих симпатий кому-либо. Судя по этим воспоминаниям и доступным архивным документам, Михаил Андреевич и в истории с яковлевской статьей предпочел дистанцироваться. Никаких его высказываний — ни устных, ни письменных — на сей счет в архивах не обнаружено.

Зато некоторые другие партийные деятели немедля сделали «стойку»: как посмел какой-то замзав от имени Центрального комитета вытаскивать на свет божий «отдельные недостатки» и выстраивать из них тенденцию? Помощник генерального секретаря Виктор Голиков, курировавший печать и культуру, в записке на имя Брежнева так и написал: «Какая необходимость сейчас будоражить нашу интеллигенцию устаревшими и к тому же уже в свое время раскритикованными фактами, вызывать всевозможные толки и кривотолки?» Критиковать, по мнению Голикова, надо только «на фоне положительных фактов, имеющихся достижений».

Помощник генсека лупил Яковлева наотмашь:

Вся огромная статья — сплошная чернота, да еще с каким языком, какими словечками — «юродствование», «брюзжащий», «паразитирует» и т. д. […] Возникает и другой вопрос. Почему первый заместитель заведующего Отделом пропаганды (вот уже, кажется, три года исполняет обязанности заведующего отделом), который должен отвечать за плохие публикации в нашей печати, выступает в роли публициста-критика, да еще по фактам двух-трехлетней, а то и больше давности?

И еще один вопрос. В нашей партии существует традиция, что такие статьи ответственных работников ЦК публикуются после их рассмотрения в ЦК, особенно когда статья претендует на то, чтобы иметь установочный характер. Непонятно, как могла появиться такая статья[78].

20 ноября 1972 года статью Яковлева на заседании Секретариата упомянул Брежнев. Вообще-то Леонид Ильич редко присутствовал на такого рода собраниях, целиком доверяя Суслову. Но тут после болезни решил лично предстать перед соратниками, оглядеть свое войско и сказать ему нужные слова. В целом замечаний у генсека к аппарату не было, но слегка пожурить некоторых товарищей следовало. Вспомнил и о Яковлеве:

Ко мне уже по этой статье было несколько звонков. Я не понимаю, как она могла попасть в газету. Я, например, всегда стараюсь даже маленькую заметку, речь разослать по Политбюро и спросить санкции у Политбюро, а т. Яковлев может выступать с целыми положениями и высказывать собственное мнение и суждение не по одному, а по нескольким вопросам с общегосударственных, общепартийных позиций наших и т. д. Я думаю, что такая статья должна была пойти с санкции ЦК. […] Как может работник Центрального Комитета партии выступать в печати с подобного рода статьей без спроса, без разрешения? […] Нам надо укреплять всеми силами Центральный Комитет, его аппарат и воспитывать наш аппарат в духе высокой дисциплины[79].

Если учесть выволочку, которую Чаковскому устроил Кириленко, а теперь еще и донос Голикова, а также реплику Брежнева, то это уже были не просто грозовые тучи, а громы и молнии. Не зря, выходит, беспокоился главный редактор «Литературной газеты».

Однако вплоть до начала следующего года Леонид Ильич продолжал относиться к и. о. зав. Агитпропом вполне доброжелательно, он несколько раз приглашал его к себе, обсуждал с Александром Николаевичем вопросы подготовки к празднованию 50-летия СССР. Однажды в кабинете генерального секретаря было какое-то совещание, на нем присутствовал и Яковлев. Отвлекшись от рабочей повестки, глава партии вдруг обратился к нему:

— Ты чего там такого написал? Все шумят…