Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Однажды в разговоре с одним из его завсекторами — выходцем со Ставрополья — мелькает фамилия Горбачева. Завсектором говорит Яковлеву, что это самый молодой из всех первых секретарей обкомов в СССР, что он умен, образован, сторонник демократических реформ, словом, это лучшая кандидатура на пост заведующего Отделом пропаганды. Яковлев — опять-таки со слов писателя Минутко — обещает подумать, а затем идет с этой кандидатурой к Суслову. Тот выслушивает его благосклонно и через некоторое время приглашает Михаила Сергеевича в Москву на беседу.

В ходе разговора Суслов предлагает Горбачеву должность руководителя Агитпропа. Однако тот, поблагодарив за доверие, отказывается.

Было такое или не было?

Ни сам Горбачев, ни Яковлев ни разу об этом эпизоде не упомянули. Суслов печатных воспоминаний о себе не оставил, однако его биографы и соратники, внимательно изучившие жизнь «серого кардинала», тоже ничего подобного не обнаружили. Вполне возможно, что Игорь Минутко, создававший явно идеализированный образ Александра Николаевича, историю с Горбачевым придумал[314].

Сомнений не вызывает тот факт, что они начали тесно сотрудничать после возвращения Яковлева из «канадской ссылки», то есть летом 1983 года.

Горбачев сразу оценил интеллект Яковлева, его умение точно и образно формулировать мысль, задатки талантливого публициста. Ему также импонировали подчеркнутый демократизм Александра Николаевича, а наряду с этим — безупречная аппаратная выучка, способность работать качественно и много. До поры до времени он без опаски выдвигал его наверх, не боясь конкуренции. А Яковлев так же исправно играл роль человека «за спиной», никогда не выпячивал свои заслуги, всегда признавал безоговорочное лидерство Горбачева.

Да, в свое время Александр Николаевич сильно постарался, чтобы Михаил Сергеевич стал первым лицом (вспомним историю с его закулисными переговорами с Громыко в начале 1985 года), но он никогда даже намеком не позволял себе напомнить об этом Горбачеву. И зачем? Ведь достаточно долго их отношения были если не безоблачными, то вполне благожелательными.

Генсек советовался со своим соратником по самым узловым, самым сокровенным вопросам и внутренней, и внешней политики, приглашал его на ужины в узком кругу, брал с собой в зарубежные поездки. Яковлев платил той же монетой: был автором или соавтором самых важных партийных и государственных документов, программных речей, с которыми выступал Горбачев. Иногда, если считал нужным, писал Михаилу Сергеевичу закрытые совсекретные записки, в них доверительно и очень откровенно выражал свое мнение по поводу текущих проблем, давал советы генеральному секретарю, при этом никогда не переступая грань, за которой начиналась навязчивость или бесцеремонность. «Мы встречались очень часто, — вспоминал Александр Николаевич о Горбачеве. — А разговаривали почти каждый день и достаточно откровенно. Казалось бы, в этих условиях человека можно разглядеть насквозь, познать его вдоль и поперек, уметь предугадывать его действия и понимать причины бездействия. Но увы…»[315]

Увы… Это сожаление относится к тому качеству Горбачева, которое Яковлев сформулировал как «игру»: «Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что и служило топливом для его самолюбия и тщеславия, равно как и для созидательных поступков»[316].

Когда между ними наступило охлаждение?

Яковлева, если верить его мемуарам, стала раздражать излишняя словоохотливость Горбачева еще в 1987 году. Яковлеву казалось, что на смену длинным речам должны прийти конкретные дела, а Горбачев продолжал витийствовать, растекаться мыслью по древу, о простых вещах умудрялся говорить сложно и долго.

И потекли невысыхающим ручьем длинные речи — о том, о сем, пятом, десятом. Их начали слушать вполуха, а главное — перестали воспринимать всерьез. […] Михаил Сергеевич постепенно пристрастился к изобретению разного рода формулировок, претендующих на статус теоретических положений. Он радовался каждой «свежей», на его взгляд, фразе, хотя они уже мало кого волновали[317].

Случалось, генсек ночью звонил Яковлеву, чтобы поделиться с ним «новой мыслью» или какой-то особенно удачной формулировкой. Большинство других членов Политбюро Михаил Сергеевич не слишком жаловал, прекрасно сознавая, что они по своим знаниям и уму сильно уступают ему, Яковлева же выделял. Иногда после заседаний, где неизменно солировал, с ухмылкой спрашивал Александра Николаевича: «Видал реакцию этой публики?» «Этой публикой» были люди из его ближайшего окружения — высшие советские руководители.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии