Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Сокращению также подверглись такие перлы из доклада:

«Партийная конференция во всех отношениях стала для всей партии, всех коммунистов, всего народа великолепной политической школой, продемонстрировала здоровую идейно-нравственную обстановку в стране».

«Видимо, наша гласность не всем оказалась подъемной, амбиции порой съедают ответственность».

«Поворот к гласности — не только политический курс, отвечающий интересам перестройки. Это и объективный этап развития революции, социалистического общества. Обвинять в чем-то гласность — это все равно что обвинять врача, поставившего точный, пусть и тяжелый, диагноз болезни»[192].

Ну и так далее, всего восемь пунктов. Если внимательно их прочесть, то с точки зрения сегодняшнего дня и вечного здравого смысла газета не совершила ничего предосудительного. Смысл выступления А. Н. Яковлева она передала с максимальной подробностью, никаких искажений не допустила. А сокращения были продиктованы исключительно соображениями размеров газетной полосы — она, увы, не резиновая, всегда приходится что-то сокращать.

Но Александр Николаевич кипит гневом: «Видимо, редколлегия не сочла данную публикацию политически важной. Это, конечно, дело редколлегии, но было бы логичным в этом случае совсем не печатать отчет, а не предлагать читателю иную тональность выступления».

Завершает свое письмо угрозой: «Иными словами, этому факту я придаю принципиальное значение, поскольку подобная практика ставит автора в ложное положение, что в любых обстоятельствах недопустимо, а тем более в данных».

Еще раз подчеркнем: вся история не стоила выеденного яйца. Сокращенные редакцией в ходе верстки фразы (а дело это всегда спешное, надо все закончить до подписания газеты в печать) ну никак не сказывались ни на общей тональности публикации, ни на ее смысле.

В «Правде» переполох. Главный редактор, академик философии В. Г. Афанасьев — кстати, тоже фронтовик, боевой летчик-штурмовик, близок к инфаркту. Два дня «телега» от члена ПБ обсуждается на заседании редколлегии. Наконец, Виктор Григорьевич садится за личное письмо Александру Николаевичу: «Глубоко переживаю случившееся. За 20 лет работы в редакции это, видимо, самый существенный провал в газете»[193].

Я хорошо знал Афанасьева, работал под его началом в той же «Правде» и уверен: он тоже никак не мог взять в толк, отчего такая неадекватная реакция со стороны секретаря ЦК. Но зато он, прошедший огонь, воду и медные трубы в аппаратных ристалищах, прекрасно понимал другое: в подобных случаях лучше покаяться, иначе не сносить головы. И каялся: «15 и 18 июля обсуждали Ваше письмо на редколлегии. Приняли постановление. Для меня и для всех нас это был жестокий урок. Урок на всю жизнь. А беда в том, что материал Ваш был принят как сообщение ТАСС, а не как авторский. И бездумно, глупо сократили».

В конце письма рукой главного редактора сделана приписка: «Мне стыдно смотреть Вам в глаза».

Во как!

Это — к вопросу о той бесконечной доброте, которой якобы славился «дядя Саша» — так Яковлева называли близкие ему главные редакторы.

Виктор Григорьевич Афанасьев, главный редактор газеты «Правда». [РИА Новости]

Да, в отношениях с единомышленниками он не был злопамятен, всегда демонстрировал подчеркнутый демократизм, готовность выслушать, понять, простить… Но, если речь шла о тех, кто находился «по ту сторону баррикады», с ними Яковлев не церемонился.

К «Правде» в годы перестройки он всегда относился настороженно, не без оснований считая эту газету бастионом консервативных сил. Не раз публично критиковал ее на разных совещаниях. И его слишком болезненная, явно неадекватная реакция на те непринципиальные сокращения была вызвана именно этим общим недовольством курсом главного печатного органа КПСС.

То самое «покаянное» письмо В. Г. Афанасьева А. Н. Яковлеву. 19 июля 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 506]

По всей видимости, не без его участия В. Г. Афанасьева вскоре после того эпизода снимут с должности редактора, отправят на пенсию. Хотя в будущем это не сильно скажется на линии газеты, она так до конца и останется скорее «лигачевской», чем «горбачевской». А в дни августовского путча 1991 года и вовсе присягнет на верность тем силам, которые выступят против демократических перемен.

Еще надо вспомнить о том, что как раз 1986 год стал периодом серьезных испытаний для страны. Апрель: катастрофа на Чернобыльской АЭС. Сентябрь: гибель пассажирского судна «Адмирал Нахимов». Октябрь: потеря атомной подводной лодки К-219 в Саргассовом море.

Политбюро не успевает принять решения о принятых мерах по одной катастрофе, как тут же следует другая. Словно злой рок преследовал огромную страну.

6 октября рассматривали ситуацию с подлодкой[194].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии