К действительному социализму, на мой взгляд, нужно идти от рыночной экономики с ее оплатой по труду (ценность труда определяется потребителем), налаживая свободное, бесцензурное передвижение информационных потоков, создавая нормальную систему обратных связей.
Тысячу лет нами правили и продолжают править люди, а не законы. Надо преодолеть эту старую парадигму, перейти к новой — правовой. Речь, таким образом, идет не только о демонтаже сталинизма, а о замене тысячелетней модели нашей государственности[188].
К сожалению, реакция М. С. Горбачева на эту записку нам неизвестна. Но, скорее всего, как и в предыдущих случаях, Михаил Сергеевич счел предложения А. Н. Яковлева слишком преждевременными. И у него были на то основания. Даже в главном штабе перестройки, то есть в Центральном комитете партии, Маркс — Энгельс — Ленин все еще оставались иконой. А всякие разговоры о рынке немедля объявлялись «вражеской диверсией».
Должен сказать, что я, главный редактор не самого последнего в стране издания, участник регулярных посиделок, проводившихся еженедельно в ЦК, имевший на Старой площади множество знакомых и даже приятелей, не догадывался в то время о столь революционных предложениях секретаря Центрального комитета. Все-таки в Москве публично он старался придерживаться «линии партии», не выходил «за флажки».
А когда за эти границы выходил кто-то из редакторов, исключая Егора Яковлева («Московские новости») или Виталия Коротича («Огонек»), тот же Яковлев мог с трибуны устроить такому смельчаку изрядную выволочку.
Правда, выезжая в регионы, выступая перед местными работниками, Александр Николаевич иногда позволял себе некоторые вольности. Так, в Перми, когда держал речь перед участниками областной партконференции, открыто высказался в пользу рыночной экономики. Вернувшись, получил серьезный нагоняй на Политбюро, особенно бурно негодовал глава правительства Н. И. Рыжков.
Вот как об этом рассказывал мне «прикрепленный» к Яковлеву офицер 9-го управления КГБ:
Я хорошо помню то выступление. Александр Николаевич был на трибуне, а я сидел по обыкновению в зале, среди «народа», слышал не только его, но и комментарии тех, кто был рядом. Он тогда убедительно выступил в защиту перестроечных процессов, говорил о необходимости перехода к рыночной экономике, резко критиковал тех, кто тянет страну и партию назад. Местная печать опубликовала это выступление, а вот московские центральные газеты отмолчались. Видимо, была отмашка сверху, скорее всего от Лигачева. Когда мы вернулись в столицу, друзья и знакомые меня осаждали просьбами: где бы раздобыть то выступление Александра Николаевича? Хорошо, что я взял с собой несколько экземпляров местной газеты. Кажется, она называлась «Звезда»[189].
Александр Ефимович Смирнов, который цитируется выше, в разговоре со мной не раз признавался: его шеф очень не любил КГБ и не упускал возможности поворчать по поводу этой организации. Смирнов же ему каждый раз отвечал: «Но ведь КГБ — это всего лишь вооруженный отряд партии. Как партия прикажет, так КГБ и станет действовать. Ищите причину рядом с вашим кабинетом». Яковлев огорченно крутил головой, тяжело вздыхал.
Виктор Михайлович Чебриков, член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета государственной безопасности СССР. [ТАСС]
Наверное, в глубине души он понимал, что силы слишком неравны, что еще никто не мог сокрушить этого монстра, были попытки, например, в эпоху правления Хрущева, но все равно комитет каждый раз восставал, словно Феникс из пепла, отряхивался и набирал прежнюю мощь. Кто из других секретарей ЦК и даже членов Политбюро хоть раз пытался слово сказать против Лубянки? Разве только Суслов в пору своего могущества…