Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Я впервые увидел Яковлева на саммите Горбачева и Рейгана, в ноябре 1985 года в Женеве. Он был в составе нашей делегации, хотя занимал тогда должность зав. Отделом пропаганды. Интересна такая деталь. То ли мы американцам что-то неправильно сообщили, то ли они сами что-то перепутали, но в первый день, когда на вилле Fleur d’Eau американцы расставляли на столе таблички с именами участников, напротив кресла, предназначенного Александру Николаевичу, стояла табличка с фамилией «Яковлев», но имя было указано другое — Борис. А все дело, видимо, в том, что тогда в ЦК был еще один крупный функционер с фамилией Яковлев, и его действительно звали Борис, он возглавлял созданный при Черненко отдел писем. Естественно, в делегации он отсутствовал.

Я почему об этом сейчас говорю? Несмотря на то что Александр Николаевич десять лет просидел послом в Канаде, американцы его фактически не знали или знали, но плохо. Во всяком случае, та часть американского аппарата, которая готовила саммит.

Яковлев в Женеве держался довольно скромно, но было понятно, что он сознавал важность этой миссии и того, что включен в состав делегации. Он оказался наравне с такими людьми, как Добрынин, Шеварднадзе и др. В отличие от того же Замятина, не суетился, помалкивал, а если и говорил, то по делу. Я обратил внимание на то, что во время перерывов Горбачев нередко обращался к нему, чувствовалось, что между ними уже установилась некая интеллектуальная связь.

Помню Яковлева и во время американского визита Горбачева в 1987 году, когда был подписан договор о ракетах средней и меньшей дальности. Александр Иванович опять был членом официальной делегации и теперь вел себя в ходе обсуждений гораздо активнее. Я тогда уже работал в МИДе, в управлении США и Канады, и часто оставался в защищенных помещениях посольства, где проходили такие обсуждения. Занимал должность зам. зав. отделом, а начальником моим был Сергей Крючков, сын главы КГБ.

Затем видел Яковлева, когда в начале 1989 года в Москву приезжали члены т. н. двухсторонней комиссии, это было сразу после избрания Буша президентом США. Там в составе делегации были Генри Киссинджер, Жискар д’Эстен и другие видные политики. Киссинджер передал Горбачеву послание Буша, оно было позитивным. После их разговора в комнате остались Горбачев, Яковлев, Медведев, Фалин и еще два-три человека, участвовавших в переговорах. Состоялся довольно откровенный обмен мнениями — о перспективах стран Восточной Европы, о развитии отношений с Соединенными Штатами. Яковлев тогда сказал, что страны соцлагеря в Восточной Европе ждут непростые времена.

Верно, затем он неоднократно говорил на публике о том, что соцлагерь уцелеет, но, возможно, это происходило от того, что слишком быстрый демонтаж существующей политической системы в странах Восточной Европы мог подорвать позиции того же Горбачева в Москве. И его собственные позиции тоже.

В те времена в Политбюро было единство по поводу решения крупных международных проблем, в частности установления доверительных отношений с Соединенными Штатами. Лигачев, Яковлев, Рыжков и другие члены ПБ полностью поддерживали генерального секретаря. Переговорные позиции в ходе заседаний ПБ утверждались, как правило, единогласно. Но вырабатывались они в рамках очень сложного процесса межведомственных согласований, и вот там-то как раз хоть до кулаков и не доходило, но крики случались. Руководил этим процессом Зайков, ему с трудом удавалось достичь консенсуса. А участниками таких согласований были представители МИД, МО, Военно-промышленной комиссии, КГБ и ЦК КПСС.

Яковлев был хорошо информирован обо всем, что касалось стратегических вооружений, и потому всегда выступал за достижение скорейших договоренностей с американцами. И, конечно, на равных. Вплоть до конца 1987 года это было общей позицией всех членов ПБ. Все они ощущали гигантскую нагрузку на экономику в результате гонки вооружений. Это было тяжелое бремя для страны. Поэтому все, что писал впоследствии Корниенко (1-й замминистра инодел), что будто бы весь этот процесс состоял из односторонних уступок, это неправда.

Также хочу напомнить, что троица — Яковлев, Шахназаров и Черняев — сыграла большую роль в подготовке знаменитой речи, с которой Михаил Сергеевич выступил в 1988 году в ООН. Эта речь не устарела до сих пор, и там рука Яковлева видна очень заметно. Даже Андрей Козырев, который относится к Горбачеву незаслуженно плохо, считает ту речь пиком советской внешней политики и концептуальной деятельности генерального секретаря[161].