По свидетельству всё более недоумевавших очевидцев событий, с 1822 года начало заметно появляться утомление монарха жизнью или, скорее, разочарование в окружающем мире. Колени Александра были в мозолях от долгого стояния перед образами, он постоянно носил с собой конверт с какими-то бумагами, который при переодевании не забывал перекладывать из одного мундира в другой. Когда после смерти государя таинственный конверт открыли, там оказались тексты двух особо любимых им молитв.
Прославленная пушкинистами Дарья Федоровна (Долли) Фикельмон записывала свои впечатления об Александровском дворце в Царском Селе: «В кабинете среди его (Александра I. —
Утешение Александр Павлович находил не только в религии, но и в длительных путешествиях, в ходе которых старался надолго не останавливаться в губернских городах, а дороги для него прокладывали в таких местах, где прежде проезда не было. Судя по всему, эти объездные пути делались не с целью скрыть от царя непорядок, а для того, чтобы он хоть как-то отдохнул от прекрасно известного ему непорядка. Просим читателя простить нас, но считаем необходимым перечислить маршруты поездок императора начиная с 1816 года.
Их направления мало о чем говорят, но заметное удлинение маршрутов свидетельствует о многом. Итак: 1816 год — Киев и Варшава; 1817-й — Витебск, Могилев, Киев, Полтава, Харьков, Курск, Орел, Калуга, Москва; 1818-й — Варшава, Крым; 1819- й — Архангельск, Петрозаводск, Финляндия; 1820- й — Осташков, Тверь, Москва, Рязань, Козлов, Липецк, Воронеж, Обоянь, Чугуев, Харьков, Полтава, Кременчуг, Умань, Острог, Владимир-Волынский, Варшава; 1821-й — Витебск; 1822-й — Псков, Динабург, Белосток, Вильно, Варшава; 1823-й — вся Новгородская губерния, Мценск, Орел, Карачев, Брянск, путешествие по Украине; 1824 год — Торопецк, Боровск, Рязань, Тамбов, Пенза, Симбирск, Ставрополь Волжский, Самара, Бузулук, Оренбург, Екатеринбург, Пермь, Вятка, Вологда.
Надо сказать, что лихорадочные передвижения императора по стране зачастую приносили, как это частенько бывает, побочную пользу подданным. «Приезд Государя в Тихвин, — вспоминал один из тамошних жителей, — был в самый сбор всех плодов, и потому расход на плоды слишком велик, прилив же разного рабочего народа в город был огромный. Это произошло от того, что приводились в благовидное состояние трактовые дороги на тех пунктах, где поедет Государь, и в самом городе устраивались проспекты и красились обывательские дома. Всё это для торговли огородными овощами было очень прибыльно»{199}. Как видим, кто-то оказался от поездок монарха в выигрыше.
В октябре 1825 года Александр купил имение «Орианда» (теперь пишется «Ореанда») и заявил: «Я поселюсь в Крым… я буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку». Перед отправкой в свое последнее путешествие осенью 1825 года монарх заехал в Александро-Невскую лавру, отстоял молебен и пожелал посетить келью жившего в лавре схимника. Прощаясь с государем, тот сказал ему: «Мы больше не увидимся». Уезжая из монастыря, Александр был очень печален и при прощании с митрополитом Серафимом прослезился. Во всём этом многие увидели некое предзнаменование и предчувствие кончины монарха{200}.
А Аракчеев в самый нужный момент оказался не столь уж предан Александру Павловичу. Агент-провокатор Иван Шервуд прислал Алексею Андреевичу письмо, в котором раскрывал состав руководства Южного общества декабристов и требовал принять против них решительные меры. Но вскоре в Грузине произошла трагедия — любовница графа Настасья Минкина была зарезана измученными ею дворовыми. Аракчеев, убитый горем, не посчитал нужным известить государя о грозившей престолу опасности — он был занят более важными делами. После смерти Минкиной граф обнаружил в ее покоях массу подарков, сделанных вельможами, надеявшимися таким образом добиться милости ее высокопоставленного любовника. На сорока возах все эти «презенты» были доставлены в столицу и развозились по домам «бескорыстных» дарителей. Многие, надеясь избежать позора, заявляли, что ничего и никогда Минкиной не дарили. Аракчеев пригрозил, что напечатает в газетах письма, адресованные ей, и все тотчас признали вещи своими и поспешили в Грузино, чтобы выразить соболезнования любимцу государя.